Октем Эминов - Будь начеку, Бекназар!

Считал тот самый завмаг, что вчера на заводе торопился погрузить ящики с водкой.

Один из приезжих показал удостоверение и спросил:

— Вы завмаг Шериклиев? Мы из милиции.

Завмаг покрутил головой в обе стороны, как бы недоумевая, кого они пришли искать, потом встал из-за стола:

— Здравствуйте… Моя милиция меня бережет?

Не обращая внимания на вошедших, отошел к окну, позвал кого-то:

— Эй! Из города дорогие гости приехали.

За окном, видно, был кто-то понятливый, ни о чем не спрашивая, побежал куда-то, послышались его удаляющиеся шаги.

— Кого бережет, а кого и расспрашивает, — с опозданием, но не без нажима ответил Хаиткулы. — Придется торговлю прекратить на час, Шериклиев. Сейчас покупателей не так много.

Шериклиев нерешительно ответил:

— Ладно… Если и есть кто, попросим уйти — санитарный час объявим. Председатель колхоза вечно недоволен, что днем торгуем. Он обязательно план выполнит, а до моего плана ему и дела нет… Сейчас обо всем распоряжусь.

Он исчез за дверью так стремительно, что приезжие и глазом не успели моргнуть. Они поняли свою оплошность — не надо было отпускать завмага ни на шаг, а он успел даже при них отдать какое-то распоряжение.

Минут через десять Шериклиев вернулся и пригласил их в магазин. За прилавком осталась одна продавщица, от смущения не знавшая, куда девать руки.

Назвав себя и своего спутника — эксперта, Хаиткулы записал фамилию продавщицы, стал задавать ей вопросы:

— Вы приняли смену три дня назад, сколько оставалось от предыдущей смены водки?

Продавщица достала из-под прилавка листочек и, заглянув в него, назвала цифры:

— Два ящика коньяка, одиннадцать ящиков вина, сто пятнадцать бутылок водки.

Эти цифры не расходились с приемо-сдаточным актом, полученным на заводе.

— Сколько же примерно бутылок продано из этих ста пятнадцати?

— Немного, пятнадцать.

— Шериклиев, вчера с завода вы привозили вино?

— Не вино, а водку. Сорок пять ящиков.

— Где они?

— Все сдал, как положено, продавщице. Акт в конторке.

Девушка кивнула — да, так и было.

— Значит, если учесть проданные бутылки, у вас всего должно быть пятьдесят ящиков?!

— Да. Один здесь, а сорок девять в подсобке.

Пересчитать ящики в подсобке не составило никакого труда. Ни одного лишнего ящика, ни одной лишней бутылки.

Завмаг, не отстававший от Хаиткулы ни на шаг, бормотал за его спиной:

— Понимаю… Анонимка на нас поступила? Сколько ни работай, никому не угодить. Чуть что покажется не так, бежит домой и строчит. Бумага все стерпит. Но вас я понимаю — ваша служба государственная. Вот видите — все в полном порядке. Теперь прошу ко мне в кабинетик… выпьем чаю.

Но в кабинетик они не пошли, а вернулись во двор.

«Сорок пять ящиков, — думал Хаиткулы. — Сорок пять. Куда же он девал остальные пятьдесят? Отвез домой? Едва ли — опять надо сюда перевозить, слишком будет заметно. Во дворе хлам, машине не развернуться». На одной пристройке заметил два висячих замка. Не оборачиваясь (чувствовал, что завмаг идет по пятам), спросил:

— Что там? Прошу открыть это помещение…

Угодливый голос произнес за спиной:

— Сию минуту. Что там? Товары, которые в магазине негде держать. Сразу будете смотреть или после чая?

— Сразу.

Они вошли внутрь. Продавщица осталась у входа, на улице. Завмаг теперь уже шел впереди Хаиткулы и его товарища, давал объяснения:

— В этих ящиках зеленый чай, здесь макароны и вермишель… Много всякого товару. И гёк-чай найдется, самый лучший, девяносто пятый.

Подозрительного как будто ничего не было. Небольшое, похожее на обычную жилую комнату помещение с земляным полом. Склад как склад, все на своем месте, все аккуратно расставлено. Направо громоздятся ящики с чаем — до самого потолка в виде полукруга. Слева, смыкаясь с ящиками, — мешки с макаронами и вермишелью, о которых говорил завмаг. Что за ящиками и мешками, разглядеть трудно.

Беспорядок во дворе и идеальный порядок на складе показались Хаиткулы немного не соответствующими друг другу. «Зачем так плотно складывать мешки и ящики, когда остается столько свободного места?..»

Капитан посмотрел на Шериклиева и застал того врасплох: взгляд завмага, хоть и очень ненадолго, задержался на верхнем ряду мешков. Он заметил, что Хаиткулы смотрит на него, попытался улыбнуться:

— Чай остыл, товарищи… Потолок надо подшить, а то разводятся всякие твари…

Хаиткулы взял валявшуюся на полу табуретку, поставил ее перед баррикадой из мешков, влез на нее. Эксперт, вмиг понявший намерение шефа, бросился помогать. Хаиткулы стаскивал мешки, а он их отставлял в сторону. Сняв четыре мешка, оба увидели верх ящиков с водкой.

Даже продавщице, стоявшей в дверях, они, наверное, были видны. Она взвизгнула неизвестно почему — от удивления, пожалуй.

А Шериклиев совсем растерялся. Его буквально прошибло потом, так что бакенбарды превратились в мокрые венички. Он едва держался на ногах и не мог выдавить из себя ни единого слова. На вопрос Хаиткулы: «Все пятьдесят ящиков здесь?» — ответил кивком головы.

Эксперт снял пробы на крепость водки из разных бутылок и разных ящиков. Вместо сорока градусов оказалось тридцать пять — тридцать семь. Составив необходимые протоколы и опечатав дверь склада, милиционеры отправились обратно в Чарджоу. Шериклиева взяли с собой.

«Молодец, все делал правильно!»

Если бы знал начальник, как окрылили его слова Бекназара Хайдарова! Тревога не покидала его. Все у него из рук вон плохо. Задание под угрозой. Невеста вот-вот откажет. И с собственными родителями нелады. Конечно, он делает еще первые свои шаги, и допускать ошибки — естественное дело. Ему могут и простить их… Но, будучи человеком очень твердым, он знал, что никакие скидки его не устроят.

Полчаса назад Бекназар всерьез поговорил с родителями. Ох и тяжелый был разговор! Родители невесты посеяли в семье смуту: «Ваш сын обманщик…» Ну конечно, посыпались на Бекназара попреки и жалобы: «Пятнадцать лет учился, получил хорошую работу и вот все бросил, пошел на завод грузчиком. Кто тебя научил обманывать родителей? Такого испокон веку не было в нашем роду… Позор, позор…»

Старики были расстроены. А что, если люди уже прослышали про то, каков их сын, и что свахи и родители невесты вернули ему подарки, и что свадебный той отменяется? А сколько небылиц приплетут?.. Не жалко свадьбы, не жалко подарков, а жалко сына, его чести.

Бекназар ходил из угла в угол своей комнаты и думал, думал, думал. Бедные старики! Этого им не хватало на закате жизни. Есть же пословица: «Скорбь, как муравей, поедает дерево жизни». И он, Бекназар, причина их скорби. Надо опять идти к ним…

Услышав его шаги, отец вышел навстречу, обнял. Волнуясь, Бекназар стал рассказывать сбивчиво, не вдаваясь в подробности, но по всему было видно, что он говорит правду, и хмурые лица родителей просветлели. Единственное, о чем просил их сын, — пока ничего не говорить родителям невесты, пусть потерпят. Много ушей — много языков, а дело слишком важное, чтобы поставить его в зависимость от чувств даже дорогих ему людей.