Галия Мавлютова - Казнить нельзя помиловать

Он нежно прижал ее к груди и укоризненно посмотрел на меня снизу вверх. С тех пор, как он достиг уровня моего пояса, наши отношения резко изменились. Папахен стал избегать меня, он никак не мог дотянуться, чтобы заглянуть в мои глаза. Поэтому мы с ним давно не разговариваем. Он молча удалился из моей комнаты, прижимая трубку к груди. Корефаны моего отца такие же, как и он, мастеровые, обычные российские рабочие, но, в отличие от соотечественников, группа этих товарищей составляет компанию не пьющих горькую. Мой отец не любит выпивку, и его друзья тоже, зато они регулярно, как на работу, ездят на рыбалку, уплывают на льдинах на середину Ладоги, их каждый год спасают на вертолетах, но они каждый год снова и снова выходят на лед. Летом они готовятся к зимней рыбалке, шьют подходящую одежду, обмениваются ящичками и снастями, достают всякие фонарики, ножички, ремни, фляжки. И ждут, с нетерпением ждут наступления зимних холодов, чтобы, значит, быстрее Ладога затянулась льдом, и уж тогда они оттянутся по полной программе, уплывут далеко, каждый на своей льдине. Наверное, мой папахен со товарищи так и не совершили в своей жизни никакого подвига, и, прыгая с льдины на льдину в ожидании спасателей, они реализуют нерастраченное мужское начало — цитирую мою мутхен. Она так говорит, когда отца в очередной раз привозят домой сотрудники МЧС.

Я нажимаю кнопки всех энергоносителей, приводя их в боевую готовность, и неожиданно включаю на всю мощность. Децибелы зашкаливают сверхпредельную переносимость. Мгновенно в дверях появляется папахен и дергается, будто его подключили к электрической розетке. Я вздыхаю и одну за другой выключаю кнопки, глуша на корню орущих и поющих шоуменов и шоуменш. Наступает гробовая тишина, совсем как на Старо-Охтинском кладбище.

— Тебя к телефону. — Папахен сует мне трубку.

Я краснею и отшатываюсь от него. Мне становится нестерпимо стыдно, я точно знаю, что мой папахен не самый худший из отцов.

— Белов на пр-р-роводе! — раскатисто ору я в трубку, растирая горящие от стыда уши.

— Денис, как у тебя дела? — Это тетя Галя исполняет свой дружеский долг. Ну, как же, необходимо справиться у мальчика, как прошел его первый день на производстве.

Несколько мгновений я дышу в трубку. Мне очень хочется, чтобы у меня был друг — товарищ майор Петров, и я бы смог ему рассказать про Тортиллу Вербного, про дырявую батарею, про пыльные окна, а самое главное, про секретные донесения агента Резвого.

Но увы! Тетя Галя давно подполковник милиции, фамилия у нее Юмашева, и мы не можем с ней вместе рубать белых шашками на скаку.

— «Ты накрашенная — страшная и не накрашенная — страшная!» — неожиданно для себя завопил я в трубку.

— Так! Все понятно! — вздохнула тетя Галя и повесила трубку. Вздох был настолько тяжелым, что, казалось, пронесся по всему нашему микрорайону.

Я посмотрел на трубку и повеселел. Орать мне расхотелось, все равно никто не слышит. Осторожно вложив трубку в телефонное гнездо, я погладил ее, как птенчика. Все-таки хорошее изобретение — телефон!

Утреннее болото ничем не отличалось от вечернего, правда, сумрак в окнах стал гуще, то ли из-за пыли, то ли от электрического освещения. Я уселся за конспектирование ценных документов, полученных от агента по кличке Резвый. Тортилла Вербный, прикрыв трубку рукой, о чем-то долго бубнит по телефону. Из-за его стола раздаются тяжелые вздохи, будто он ворочает бочки с виски, а не нависает всей тушей над грязным столом. Про бочку с виски я вычитал из донесений Резвого: он писал, что какие-то хлюсты стырили бочку с ценным напитком в магазине «24 часа» и покатили ее по Балтийской улице. Всего хлюстов было пятеро, и в бочке плескалось не виски, а бренди. Резвый перепутал напиток, о чем честно признался в конце донесения. Короче, хлюсты докатили бочку только до середины улицы, и тут их настиг наряд вневедомственной охраны. И самое страшное, что случилось с хлюстами, так это то, что они не успели попробовать божественный напиток, как оказалось — бренди. Резвый так и написал в секретной сообщенке — «божественный напиток». Что здесь секретного, я так и не понял, но переписал донесение в журнал с точностью до запятой.

«Двадцать окладов, пенсия, выслуга, стаж, охрана, частная структура…» — доносилось из соседнего угла. Вербный с таинственным видом обсуждал все материальные издержки в связи с уходом на пенсию. Наверное, ему будет скучно без записок Резвого, без этого болота. Где он станет греть старые кости?

Я задумался о страшной доле Тортиллы, и в этот миг дверь внезапно распахнулась. В кабинет на всех парах влетела тетя Галя. Она, конечно же, шикарная женщина, настоящая фотомодель из разряда солидных женщин. Вы когда-нибудь видели такую фотомодель? Я лично не видел, а потому считаю тетю Галю единственной претенденткой на это высокое звание.

— Ты что? Охренел? У тебя телефон три часа занят! — заорала тетя Галя благим матом на Вербного.

Тортилла охнул, швырнул трубку на-рычаг и закрыл лицо руками. Ей-богу, он закрыл лицо руками. Наверное, подумал, что она будет его бить, долго и больно. Но тетя Галя успокоилась, повернулась на каблуках вокруг своей оси и прошипела свистящим шепотом:

— На пенсию собрался? Развел бардак! Ты посмотри, что у тебя тут творится! Доставай оперативные дела, живо! Не волнуйся, у меня первый допуск секретности. Имею полное право проверять линию оперативно-розыскной работы. Вот мое предписание! — Тетя Галя сунула картонку прямо под нос Леониду Иванычу.

Вербный отнял руки от лица и ткнулся пухлыми веками прямо в предписание. Интересно, что он там увидел? Тортилла резво вскочил и начал вытаскивать из сейфов огромные папки с вылезшими наружу листами. Клянусь, я узнал почерк агента Резвого! Наверно, Резвый снабдил отдел своими ценными донесениями на десятилетие вперед.

Тетя Галя брезгливо смотрела на трясущиеся руки Леонида Иваныча и, наконец, тихо прошипела:

— Положи на место. Мне твоя ботва не нужна. Лучше скажи, что ты сделал по банде налетчиков? У тебя на территории сто один эпизод разбойных нападений. Где твой оперсостав? Чем он занимается?

— Я вам, я сейчас, я тут… — засуетился Тортилла.

Он побледнел, потом побагровел, помалиновел, побурел, короче, он разливался всеми цветами радуги. Могу сказать, мне его даже стало жалко. Моя мутхен заставляла меня уважать старость, а Тортилла в общем-то старый и больной человек. Иначе, с какого дубу он переливался бы из одного цвета в другой. А от тети Гали я не ожидал таких вывертов. Вообще, что хорошего можно ждать от человека, который ведет шестилетнего ребенка на просмотр «детского» фильма под названием «Вий».

— Телефон не занимать! Подготовить оперативно-следственную бригаду! Собрать оперсостав! Вызвать агентуру на контрольную встречу! Составить списки потерпевших! Адресную программу! Следственные поручения!