Димитрис Раванис-Рендис - Современный греческий детектив

Чтобы проверить, дошло ли его распоряжение, Фотис попросил старика отбить телеграмму. Старик охотно согласился.

— Это для немецких артисток, они едут поездом на Салоники, — добавил Фотис, набрасывая текст телеграммы.

И вдруг старик переменился в лице.

— Да я, господин… — пробормотал он и дрожащими пальцами взял телеграмму.

— Отправь немедленно.

— Да я в этой штуке ни черта не смыслю! — Старик делал вид, будто впервые в жизни держит в руках телеграмму. — Скоро придет хозяин, он и отправит.

— Да ты что!.. Я же сам видел, как ты работал на телеграфе, — настаивал Фотис.

— Меня? — Старик изобразил удивление. — Ах, ну да, было дело… Позабыл все, да и рука дрожит…

— Ладно… Подождем начальника станции. — Фотису захотелось обнять старика за то, что тот отказался. — На, возьми. Это тебе, сигареты.

Старик колебался: брать или не брать?

— Не надо… Я ж ничего не сделал. — Лицо у него было огорченное.

— Ну и что? — Фотис смотрел на старика почти с нежностью. — В другой раз сделаешь. А это… Возьми за прежнюю помощь.

Фотис покинул станцию довольный. Распоряжение задерживать телеграммы дошло и сюда, стало быть, железнодорожная организация Сопротивления мобилизована полностью.

Некоторое время Фотис ехал по шоссе параллельно железнодорожному полотну. Вскоре показался мост через реку Кифисос. На нем контрольный пункт — один из самых строгих: здесь всех обыскивают. Пройдя контроль, Фотис двинулся дальше. В одном месте ему пришлось остановиться: на дороге собралось довольно много народу.

Подошел молодой жандарм и велел принять вправо.

— Что случилось?

— Несчастный случай. Труп на шоссе.

Выйдя из машины, Фотис присоединился к собравшимся. Офицер проводил предварительный опрос свидетелей.

В центре внимания был очевидец — совсем мальчишка: он взволнованно рассказывал:

— Я вон там был, в ущелье… Ходил ловить куропаток. Слышу, машина едет. Дай, думаю, погляжу, может, чего уронили. Вижу, он несет камень. Вдруг — бам! Из пистолета… Он упал сперва на колени. А потом еще и еще… Я решил — партизаны… Спрятался за дерево, подождал немного — ничего…

Фотис подошел поближе к убитому. Тело распласталось на большом камне. На обочине отчетливо виднелись следы автомобильных покрышек.

— Гляди, здесь будто кофе пролили! — заметил один из местных.

— Кто-нибудь знает убитого? — спросил Фотис.

— Он не из нашей деревни, а документов при нем нет…

— Его ограбили. Ни денег, ни бумажника.

— Когда это случилось? — поинтересовался Фотис.

— Да с полчаса назад.

— Может, он из тех, кто ходит по деревням в штатском? — предположила какая-то женщина.

Убитого оттащили на обочину. Фотис взглянул на него еще раз и поехал дальше. «Фиат» трясло как в лихорадке. «Не надо гнать, а то еще застряну в дороге», — подумал Фотис и сбавил скорость.

Аристидис заблуждался, рассчитывая, что в худшем случае в газетах напишут о «трупе неизвестного» и т. д. Ничего о нем не напишут. И о том, как он погиб, никто не узнает. Его зароют там же, на обочине шоссе, поставят наспех сколоченный безымянный крест… Жители ближней деревни немного посудачат о происшествии на дороге да и забудут.

Когда кончится война, может, кто-нибудь запросит через Красный Крест: «Кому известно что-либо о судьбе…»

Оглядевшись, начальник поезда вошел в купе, где ехала с друзьями женщина, звонившая с вокзала. Высокий человек в шляпе, занявший место прежнего пассажира, в отличие от остальных, в особенности от юноши, который его сопровождал, был с виду спокоен.

— Как дела? — обратился к ним начальник.

— Это вы нам скажите, как дела, — возразил юноша.

— Долго еще? — полюбопытствовала женщина.

— С полчаса…

— Только бы проскочить! — вздохнула другая.

— Все будет в порядке! — заверил их начальник. — Приняты все меры, чтобы доставить вас благополучно. Не впервой… — Он ободряюще улыбнулся.

По глазам юноши было видно, что слова начальника его не успокоили. Он входил в личную охрану высокого человека в шляпе. Это был тот самый видный ученый, из-за которого устроили облаву немцы, когда Фотис с Антонисом выходили из кондитерской Коккалиса. Для его ареста был мобилизован весь личный состав спецслужб, в операции принимали участие и немцы, и их греческие пособники. Все они сбились с ног, разыскивая его, а он тем временем ехал с телохранителями в вагоне «Только для немецких оккупационных властей». Сотни людей, входивших в ЭАМ и ЭПОН, занимались его спасением.

Вначале ученый волновался: слишком уж многим было известно про его отъезд, как же тут сохранить секретность? Когда ему предложили уйти в горы и сформировать там политический комитет, он предполагал, что ему придется иметь дело с группой из двоих-троих, как обычно писали в книгах «про шпионов» из времен первой мировой войны. Однако постепенно он убеждался, что не двое, не трое, а сотни людей находятся в состоянии боевой готовности и, если потребуется, встанут на его защиту.

Он чувствовал поддержку и в самом поезде — взять хоть начальника и его людей, рассредоточенных по всему составу. К тому же офицер немецкой охраны уже трижды побывал в этом купе. Документы у всех в порядке, билеты куплены в Афинах. Никому бы и в голову не пришло, что поезд останавливался специально для того, чтобы посадить ученого и его сопровождающих.

Еще раз заверив пассажиров в том, что все идет нормально, начальник вышел. И словно бы в подтверждение его слов, невесть откуда появившийся юноша в кожаной куртке встал у окна спиной к двери. Начальник приостановился, делая вид, будто тоже любуется окрестным пейзажем, и проговорил шепотом:

— Ничего подозрительного?

— Какая-то возня в вагоне с артистами, — еле слышно ответил юноша. — Их главный все время бегает туда-сюда… Несколько часов провел в этом вагоне…

— Где Михалис?

— Здесь. — Он указал на дверь промежуточного купе.

— Гляди в оба!

— А я что делаю?

Начальник поезда теперь зашел в купе, где разместился вновь прибывший в кепке: он спал, надвинув кепку до самых глаз. Начальник принялся его расталкивать.

— Эй, господин! Проснитесь!

— Что там еще…

— Где вы сели?

— Что значит — где сел? Что же это творится, люди добрые? Меня уж три раза проверяли! Дадут мне наконец поспать?

Он встал, притворяясь недовольным, и протянул начальнику документы. Тот отошел к двери и стал с преувеличенным вниманием их рассматривать. Человек в кепке приблизился к нему почти вплотную, чтобы разобрать еле внятные слова: