Светлана Алешина - Разгар брачного сезона (сборник)

Она ничего не ответила, так как была слишком сосредоточена на дороге, куда ей сейчас предстояло выехать. Евгений заскрежетал зубами.

– Ты мне не дала спокойно поесть чебуреки! – наконец нашел он самый, на его взгляд, убийственный аргумент, говорящий в пользу плохого поведения жены.

– Котов, тебе крупно повезло, – тихо ответила Лариса, не отрывая взгляда от дороги. – Ты просто даже представит себе не можешь, насколько крупно!

– Повезло?! – заорал в бешенстве он.

– Да! – заорала в ответ вышедшая из себя Лариса. – Потому что они с человечиной!

Георгий Семаков, больше известный в окружающем его социуме под кличкой Обжора, очень не любил людей. Более того, в живом виде он их просто ненавидел.

Истоки этой ненависти крылись в детстве Семакова. Он ненавидел свою мать, которая не просыхая пила, а если была трезвой, лупила маленького Жору, не жалея своих преждевременно покрытых морщинами рук. Лупила потому, что была совершенно не готова к тому, чтобы выполнить предназначение женщины, данное ей мудрой природой, – воспитать ребенка. Она зачала Жору по пьянке, родила примерно в таком же состоянии и пыталась существовать рядом с ним шесть лет, находясь постоянно под кайфом. Естественно, отца Жора не знал, как не могла вспомнить его и мать.

Словом, детство Семакова, пришедшееся на застойные годы, прошло без конфет и игрушек. А после того как его непутевая мамаша в пьяном виде попала под троллейбус и освободила человечество от своего навязчивого присутствия, для Жоры наступили и вовсе несладкие деньки. Он попал в детский дом и хлебнул сполна заботы социалистического государства о подрастающем поколении.

Он ненавидел своих воспитателей, которые покрывали дефицит продуктов у себя дома за счет его, Жоры Семакова, а потом еще и издевались над ним как хотели, унижая физически и морально. Ненавидел своих товарищей за то, что те дразнили его Угрем, а в более старшем возрасте – Квазимодо за его уродливое лицо с маленькими глазками.

Увы, эти комплексы, преодолимые с помощью других качеств, которыми он мог выделиться среди товарищей, остались с ним навсегда. Ибо ни талантов, ни интеллекта – проклятая генная инженерия! – у Семакова не было. И даже силой мышц, которая весьма ценится в подростковой среде, он не мог похвастаться. Он был массивен, но вместе с тем неповоротлив и туп.

Ему надо было просто выживать в этих неблагоприятных условиях, и он старался как мог в течение всех десяти лет детдома. Он ненавидел девчонку, на которую обратил внимание в возрасте тринадцати лет, а та просто посмеялась над ним, ненавидел свою первую девушку, которая была первой в тот вечер не только для него, но и еще для других таких же подростков.

После этого было первое дело – ограбление на улице одиноко идущей поздно вечером женщины. Затем второе, тоже грабеж, только уже с применением насилия. Человек, которого они били тогда, остался на всю жизнь инвалидом.

И – зона, ставшая для Семакова подлинным университетом жизни. А там его ненависть к человечеству только еще более усилилась.

Потом было убийство инкассатора, разгульная жизнь в течение полугода, и снова зона в далекой сибирской тайге.

Но истинно переломным моментом в отношении к людям стал его побег из зоны, который он осуществил вместе с другим рецидивистом по кличке Твердый. Они поступили очень мудро – взяли с собой еще одного заключенного, из «мужиков», не принадлежащих к блатному миру. Он им нужен был в качестве так называемого «кабанчика». Чтобы выбраться из тайги на Большую землю, необходимо было идти не один день. А пропитание в тайге для людей, ее не знающих, добывать трудно. Поэтому и сбежали они вместе с Линем, толстым мужиком, растратившимся бухгалтером. Он был еще рыхлее, чем Обжора, и только поэтому представлял для рецидивистов ценность.

Когда силы стали сдавать, Линя «пустили в расход», то есть забили на мясо. Обжора до сих пор помнил, как свежевал он тушу своего недавнего товарища, как первый раз с опаской пробовал на вкус его поджаренное на костре мясо. И помнил ощущение необыкновенного удовольствия от еды – из бухгалтера получилось отменное жаркое по-таежному. Он помнил, как потом тащил на себе легчавший от привала к привалу мешок, в котором лежало человеческое мясо.

До выхода из тайги оставалось совсем немного, когда от Линя ничего не осталось. И здесь Обжора подтвердил свою кличку. Желание утолить свой голод, да еще с помощью такого деликатеса, как человеческое мясо, и ненависть к людям оказались настолько сильны, что он выждал удобный момент и во время сна забил на мясо еще и Твердого.

Тот побег оказался удачным – Обжора сумел беспрепятственно достичь европейской части страны и осесть в одном из городов на Волге. С помощью знакомых из криминального мира он выправил себе новый паспорт и стал именоваться Григорием Плюевым. С такой фамилией он и крутился в начале девяностых в различного рода политических организациях различного толка, от монархистов до демократов, предлагая свои услуги в качестве охранника.

Но долго он нигде не задерживался – боялся, как бы укоренившаяся в нем ненависть к людям не заставила его замочить и съесть какого-нибудь очередного партийного вождишку областного масштаба. А характер у Обжоры был не сахар, и со своим начальством он ссорился всегда.

За исключением самого последнего своего хозяина. Они познакомились во время октябрьских событий девяносто третьего, в колонне тех, кто штурмовал «Останкино».

Оператор и режиссер Виталий Мороженый, человек интеллектуальнее Обжоры на порядок, сумел в абстрактной, идеологической форме выразить отношение к человечеству, до которого сам Обжора никогда бы не додумался. Мороженый стал для Обжоры настоящим гуру.

И когда тот организовал своего рода съемочный павильон фильмов нового направления, «обнаженное кино», Обжора без промедления согласился работать на него. Его привлекали и к съемкам, и к простейшей административно-управленческой работе. Но что было не последним радостным моментом для Обжоры – это то, что именно он являлся ответственным за уничтожение трупов актеров-камикадзе.

Это позволило ему иметь на территории «Нового Голливуда» отдельное помещение, типа морга, куда и складывали отыгравших свое звезд «обнаженного кино». По идее, самое простое и разумное было обливать трупы керосином и сжигать их. Это не входило в планы Обжоры. На то он был и Обжора, он должен был оправдывать свое прозвище.

И он жрал актерское мясо, причмокивая и обгладывая косточки. В отличие от тайги, здесь, в самом центре России, были легкодоступны соусы, приправы и зелень. И Обжора изощрялся, готовя бифштекс с томатом, отбивные с зеленью и пряностями, суп с гренками. Естественно, в каждом случае в качестве основного компонента блюда присутствовала человечина.