Олег Агранянц - Валютный извозчик

Павлин среагировал быстро:

— Посол арестован? — спросил он.

«Молодец!» — похвалил я его про себя и вслух:

— Нет. Он в клинике.

— Он болен?

— Нет. Это специальная клиника. К нашему разговору это не имеет отношения.

«Сейчас он должен догадаться, что я имею в виду псих-лечебницу», — приготовился я.

— Я думал, в вашей стране уже отказались от преступной практики принудительной психиатрии, — голос Павлина налился медью.

— Это клиника не для душевнобольных. Это специальная клиника. Там лежат разные люди.

— И не всегда по собственной воле, — догадался Павлин. — Но вы забыли про мировое общественное мнение.

— Мировое, это верно, — согласился я. — В эту клинику помещены не только граждане нашей страны.

— Вы насильно запираете туда иностранцев?! — возмущению Павлина не было предела. — Вы воруете их?!

Я примирительно улыбнулся:

— Напрасно вы принимаете это близко к сердцу. Я вам уже сказал, это клиника не для душевнобольных.

В дверях дома появилась девочка лет десяти и позвала Павлина.

— Может быть, мы пройдем в дом? — неуверенно предложил он.

— Ответьте мне на мой вопрос. И я уйду.

— Ответить на ваш вопрос я не имею права. Иначе нарушу профессиональную этику. Хотя, впрочем, это не самое главное. Главное, что это государственная тайна. Девочка продолжала звать Павлина. Тот махнул рукой:

— Подожди, я сейчас.

Девочка скрылась в доме.

Я молчал. Павлин ерзал на скамейке:

— Мне не дает покоя ваша клиника. Если это не псих-лечебница, то что?

— Там ведутся работы по изменению расовых признаков.

Павлин смотрел на меня широко раскрытыми глазами, а я думал: «Ну и чепуху несу!» и продолжал:

— Там людям меняют расовые признаки и пол. Вас, к примеру, можно сделать китаянкой или негритянкой.

— Меня? Китаянкой? — Павлин налился краской. — И что потом?

— Ничего. Потом отпускают. Иногда увозят куда-нибудь в Перу, в Боливию.

— Вы это делаете насильно?

— Это другая сторона вопроса. К научным исследованиям не имеет отношения.

Павлин молчал. Он уже видел себя китаянкой в Боливии. Перед его глазами возник латиноамериканский пейзаж, кактусы, палящее солнце, пролетающий кондор и он, сгорбленная старая китаянка в широкополой шляпе, плетущаяся по узкой тропинке. Я не мешал. Я ждал.

— Хорошо, я вам отвечу, — вздохнул Павлин.

— Только я хочу вас предупредить: от вашего ответа зависит будущее посла. Если показания не совпадут…

— Я понял. Чтобы они совпали, надо говорить правду.

«Умница!» — подумал я и кивнул.

— Итак, вас интересует, о чем говорил ваш посол с де Микелисом во время их последней встречи?

— Да.

— Посол сказал, что ваше правительство готово прекратить всякую помощь нашим коммунистам и взамен хотело бы получить кредиты, которые будут использованы для покупки в Италии продовольствия.

— И что ваш министр?

— Он спросил, какой кредит хотело бы получить советское правительство.

«Ну и подонки», — подумал я.

— Посол ответил, что этот вопрос могли бы решить компетентные организации.

Скорее всего, это действительно было всё. Я задумался. Молчал я долго. Нарушил тишину Павлин:

— Я снова про клинику, о которой вы рассказали. Там, вероятно, возможны и обратные опыты. Из негров можно делать белых, из женщин — мужчин. Очень широкие возможности. Значит, в конце концов, эти опыты направлены на удовлетворение потребностей людей, и конечная их цель — общая гармония, счастливое будущее человечества. Это очень перспективно! Если рассматривать права человека, как право отдельной личности на гармоничное развитие…

Я прервал его размышления:

— Кто переводил?

— Я.

— Вы не удивились, что посол явился без переводчика?

— Нет. В последнее время он несколько раз приходил без переводчика.

«Ну, подонки», — продолжал я думать. Потом спросил:

— Но ведь в последний раз он пришел не один?

— Да, с ним был еще один человек.

— Он переводил?

— Нет. Мне кажется, он не говорит по-итальянски.

— Вы раньше встречали его?

— Да. Он уже несколько раз приходил с послом.

— И вы, конечно, не помните его имя.

— Почему не помню? Помню. У меня отличная память. Его зовут Марат.

Кузякин! Так вот он чем сейчас занимается! А раз это Кузякин, то я знаю, в каком отеле он остановился.

Это все, что мне было нужно от Павлина. Он понял:

— Я могу идти?

— Да.

— Валдорф Астория, — отчеканил строгий женский голос.

— Моя фамилия Кузякин. Я остановился у вас в гостинице.

— Чем могу вам помочь, господин Кузиакин?

— Я, я… — я подбирал слова, как это делают люди, плохо говорящие на иностранном языке. — Я забыл номер комнаты, в которой остановился, а мне нужно сказать моему другу, чтобы послание…

— Я вас понимаю, господин Кузиакин. Это случается. Одну секунду.

И через полминуты:

— Ваш номер двести восемьдесят пять.

Чем выше класс гостиницы, тем легче попасть в номер, для этого достаточно иметь респектабельный внешний вид.

Блондинка в форменном, салатового цвета пиджаке, стучала по клавиатуре компьютера.

«Это она со мной разговаривала, — решил я. — Надо подождать кого-нибудь другого».

Через пару минут из служебного помещения вышел парень в таком же салатовом пиджаке. Набрав скорость, я заспешил к нему навстречу и, поравнявшись, бросил:

— Двести восемьдесят пять.

Парень машинально снял с доски ключ и протянул мне.

В том же темпе я направился к лифту.

На втором этаже никого не было. Я не спеша подошел к номеру с бронзовой табличкой 285, вставил ключ и осторожно открыл дверь.

Комната, как комната: кровать, две тумбочки, секретер, два кресла, холодильник, телевизор; на кровати — рубашки и галстуки, в креслах — газеты, на прикроватной тумбочке — пустые бутылки из-под минеральной воды, видавший виды кожаный чемодан на специальной подставке.

Я пошарил по тумбочкам — пусто, открыл чемодан — ничего особенного, заглянул в ванную. Потом остановился в центре комнаты, решая, что делать дальше. Открыл холодильник — обыкновенный гостиничный набор, посмотрел под кровать — ничего.

Дверь открылась бесшумно. В дверях стоял улыбающийся Кузякин.

— Какой сюрприз! Молодец. Профессионал.

Он взял меня за руку, приложил палец ко рту и потащил из комнаты. Мы вышли в коридор. Кузякин вынул из кармана ключ и открыл номер через два от своего:

— Входи.

Номер был такой же, как и тот, из которого мы вышли.

— Сняли друзья. Местные о нем не знают. Здесь можно говорить.

Он включил телевизор. На экране появился Янаев, потом какой-то отставной военный начал высказываться в пользу ГКЧП. Кузякин выключил телевизор:

— Ничего у них не получится. Мы с тобой это знаем. Они все сами хотели сделать, а ничего не умеют. Даже стоящего переворота не могут совершить. Арестовать два десятка горлопанов не в силах! Одно хорошо, Горби — хана. Страшный человек этот Горби. И баба у него страшная.