Фридрих Незнанский - Провинциальный детектив

– Зачем тебе сейчас нужно видеть этого человека?

– Надо. Найди его.

– А что его искать? Он ждет в приемном покое с того самого момента, как тебя привезли на «скорой». Такое ощущение, будто он стережет добычу.

Мальчик улыбнулся.

– Это, в общем-то, правда, позови его. Мне нужно ему кое-что сказать.

– А что? Я имею право знать, что именно ты хочешь сказать ему?

Мын молчал. Он боялся? Или не знал, что ответить?

– Илья, я с хожу с ума! Это не из моей жизни! Скажи мне, что из всего этого бреда правда? Ты действительно знал тех девчонок, про которых говорил тот лейтенант?

– Да.

– И что? Ладно, уже не важно, где ты с ними познакомился, черт с ними! Но неужели это причина, чтобы убегать, сломя голову, с вокзала и попадать под машину?

И опять – молчание.

– Скажи мне правду: ты имеешь какое-то отношение к этим убийствам?

– Да.

Кравцов почувствовал, как пальцы его холодеют. Голова начала кружиться, глаза застилала мутная пелена.

Илья отвернулся к стене.

– Хорошо. Я позову его. Это будет справедливо.

Выйдя в коридор, Кравцов присел рядом с Людой и уставился перед собой. Ее внезапно осенило: до этого момента совершенно спокойная, как замороженная, она вдруг вцепилась в мужа и начала лихорадочно трясти:

– Что?! Что случилось?! Что он тебе сказал?! Что с тобой? Скажи мне! А то я с ума сойду!

Он не сопротивлялся. Тело было, как мешок с тряпьем.

– Да какого же черта! – Она встала и метнулась в сторону двери в палату. – Я сейчас сама поговорю с ним! Это невозможно! Я ему мозги промою!

– Поздно.

– Что поздно? – Она замерла, закрыв глаза, будто от невыносимой боли.

– Поздно промывать. Раньше надо было.

Турецкий вошел в палату и сел рядом с койкой.

– Вы уже все знаете, да?

– Наверное, не все, но многое.

Илья начал говорить. Сбивчиво, слабым голосом. Начал издалека, с каких-то дурацких подростковых теорий, и в итоге рассказал все. Были там, конечно, некоторые нестыковки. Он старательно выгораживал своего товарища. Но это было неважно – очевидно, что если уж кто в этой парочке и нажимал на курок, так это обладатель разряда по стрельбе Анциферов. Однако и это уже не имело значения. Будет еще время разобраться в подробностях.

Никто не ожидал, что все решится так быстро. Турецкий был готов ко всему – сопротивлению со стороны Кравцова-старшего, к молчанию мальчика, к максимальному запутыванию истории. В конце концов, улики были косвенные. Ребятки могли еще «кувыркаться» и увиливать довольно долго. Работы непочатый край, и никаких гарантий удачного исхода. Особенно учитывая папашин административный ресурс. Все что угодно могло произойти, и надо было только успокоиться и подождать… Вот всегда так… Следователь просчитывает возможные действия противника, ставит себя на его место, и этот противник, как правило, не пятнадцатилетний мальчишка. Здесь же логику было найти трудно. Преступление без логики. Да и развязался узел тоже без видимых причин и предпосылок.

В общем, меньше всего Турецкий ждал исповеди.

– Глупо получилось, да… теперь я уже это понимаю. У вас ничего не было. Если бы я тогда на вокзале спокойно постоял пять минут рядом с отцом, то уже был бы в Москве. И очень скоро в Лондоне. Нервы не выдержали. Видите, я думал о себе лучше, чем я есть на самом деле… Я просто устал. Очень устал. Потому что это очень страшно, правда!

Раскаяния не было. Просто так легли карты. Из всех возможных комбинаций выпала именно эта. Что тут поделаешь? Проигрывать тоже нужно уметь.

Илья замолчал и натянул здоровой рукой одеяло до самого подбородка. Он был мальчик, на самом деле, просто маленький мальчик…

Турецкий вышел в коридор. У окна стоял Кравцов. Он наверняка услышал стук закрывающейся двери и глухие шаги по больничному линолеуму, но не счел нужным обернуться. Говорить уже было не о чем, и борьбы больше не будет.

Турецкий отошел к лифту и обернулся – чиновник продолжал глядеть в окно.

Ночь Дэн провел в отделении. В принципе, Панюшкин, ничего не добившись, мог бы отпустить мальчика, но не сделал этого. Именно потому, что допрос ничем не кончился. Он был слишком зол.

Про травму Ильи Дэн узнал утром от Алевтины. Она приехала в отделение и первым делом закатила жуткий скандал.

– Я, конечно, понимаю, что это меня не касается, но вообще-то методы у тебя фашистские!

Панюшкин мрачно посмотрел на «воспитательницу». Он чувствовал усталость и опустошение. И остатки злости.

– Ты меня будешь учить жить? Ты бы лучше научила, как от него хоть слова добиться?

Алевтина злорадно расхохоталась.

– А не поздно ли ты спохватился, дорогой товарищ? Ты вчера меня к нему на пушечный выстрел не подпускал! И я еще кое-кого «отмазывала», говорила «все так сложно, все так сложно»!

Она замолчала. Все было действительно непросто, но злости на Панюшкина это не отменяло. Хотя, что он мог еще делать: загонять иголки под ногти? Вообще, она пришла к выводу, что зря осталась, надо было ехать на вокзал с Турецким. Может, мальчишка не сбежал бы и не попал под машину, – еще одна пара глаз никогда не лишняя.

На новости про Илью Дэн отреагировал эмоционально. Может быть, даже излишне эмоционально. А вот сам характер эмоций был в этой ситуации скорее странный. Вместо того чтобы выказать нормальное в подобных случаях беспокойство за товарища, мальчик разозлился.

– Идиот! Нет, ну какой же он все-таки идиот!

Алевтина с Панюшкиным переглянулись. Мог бы хоть про состояние своего друга спросить – это было бы в порядке вещей.

– Почему идиот?

Дэн криво улыбнулся.

– Дорогу надо осторожно переходить. Сколько раз ему говорил. Но хоть жив остался – уже хорошо.

Панюшкин насторожился. Странные эти игры – в настоящую мужскую дружбу, без соплей и сантиментов.

Надо было Дэна отпускать. Ничего уже из него не вытащить, по крайней мере, сейчас. Но Панюшкин не успел озвучить это человеколюбивое намерение, его остановил телефонный звонок. Собственно, звонили-то на мобильный Алевтины.

– Турецкий, – буркнула она, глянув на дисплей. – Погоди немного, дай отвечу. Разговор был недолгий.

– Денис, мы думали тебя уже отпустить, но сначала ты проедешь с нами в больницу.

– А я и как раз туда и собирался. Нет проблем.

– Вот и славненько.

Перед тем как выйти всем вместе, Панюшкин вытащил Алевтину в коридор.

– Неужели у Александра Борисовича что-то выстрелило? А иначе, зачем пацана в больницу тащить?

– Говорит, не «что-то», а «все». Ладно. Поехали. Там узнаем.

Если по дороге в отделение милиции Денис выглядел спокойным и уверенным в себе, то сейчас было видно, что он боится. Он не плакал, – вот еще! – не грыз ногти – этой дурацкой привычки слабаков и неврастеников у него никогда не было. Он вдруг стал необыкновенно разговорчивым. Можно даже сказать, болтливым. И суетливым. В машине все время ерзал. И разговаривал. Обо всем – о школе, о маме, об уроках, о везунчике Кравцове, который уезжает учиться в Лондон. В общем, всеми силами изображал, что ни капли не взволнован. А получалось наоборот.