Фридрих Незнанский - Гейша

Нет, для этого придется признаться, что Ленка в самом деле была под арестом.

Значит, со статьей не выйдет. А жаль!

Сидя на лавочке в метро, Бирюков прочитал все газеты. Из них он узнал кое-что про самого Осепьяна, но ни слова про Лену в них не говорилось.

«Это и хорошо, – подумал он. – Никто и знать не будет, что это наша Ленка в это дело вляпалась. Эх, дуреха, и что тебя занесло в этот дом?»

Дом покойного Осепьяна стоял на улице Радужной. Номер дома указан не был, но по фотографии в газете его можно будет узнать. Затем по карте Москвы Бирюков выяснил номер отделения милиции, которое находится в том районе, и как туда добраться на метро. Встал, аккуратно сложил газеты и карту в целлофановый мешок с героями «Санта-Барбары», сел в подошедший поезд и растворился в пестрой московской толпе.

Шурин Илья только вернулся с работы, рассчитывая провести остаток вечера за столом перед телевизором, попивая холодненькое пиво и калякая с тверским родственником о семейных делах, но не успел он переступить порог квартиры, как его в прихожей встретила всполошенная супруга.

– Только что из милиции звонили, тебя спрашивали. Говорят, задержали гражданина, я так поняла, что это Саша. Надо приехать забрать.

– За что задержали?

– Я знаю?! Может, пьяный шел, может, еще что. Я спрашивала, не говорят. Ты же его родственник, так и едь за ним.

…Бирюков сидел в «обезьяннике» рядом с двумя небритыми персонами «кавказской национальности». Ошарашенного шурина он встретил радостным возгласом:

– Наконец-то! Скажи им, что я – это я, а то ведь не выпускают… Ну, блин, предупреждать надо, что у вас в Москве такие порядки! – зло выругался на улице уже освобожденный Бирюков. – Козлы поганые! Трезвого человека ни за что в клетку посадить!

– Тихо ты, не буянь, – осадил его шепотом шурин, ведя к машине.

– Удостоверения у меня при себе нет! Я что, в розыске? Что, моя физиономия у них на стенке висит – «их разыскивает милиция»? – высунувшись из машины, во все горло проорал он, проезжая мимо отделения.

– Тихо, а то еще догонят.

– Ни фига! – вырвавшись на свободу, хорохорился тверской гость. – Стой, ты куда меня везешь?

– Как куда? Ко мне домой. Саша, ты точно трезвый?

– Да не пил я ничего, не пил, у меня тут дело еще одно есть.

– Завтра сделаешь, поздно ведь уже, одиннадцатый час. Какие могут быть дела?

– Ладно, я тебе скажу, только ты никому ни-ни, даже жене. У нас тут дело такое – Ленку мою арестовали…

Бирюков вкратце рассказал родственнику про убийство Осепьяна, про арест дочери и передал суть своего неудавшегося визита к родственникам покойного. Илья остановился на обочине под разрешающим знаком, слушал и изумленно качал головой.

– М-да, ну и дела… Я слышал про это убийство, но не вникал. А тут вон оно что! Ну, брат, сочувствую.

– Я к этим сволочам по-хорошему, мол, так и так, я как отец интересуюсь, помогите. А они сразу за мной патруль вызвали. Машина подъезжает, ко мне два битюга с автоматами подбегают, мордой на капот, руки на затылок, документ, говорят, покажи. Говорю, в поезде украли у меня все документы. Я к людям знакомым поговорить пришел. А они меня и слушать не хотят, забрали в отделение, – с обидой в голосе рассказывал тверской зять. – Посадили меня в «обезьянник». Я им через решетку кричу, мол, что ж вы делаете! Я сам капитан! За что меня на улице арестовали? Вывели меня. Привели к начальнику отделения, майор там сидит такой, рожа кирпича просит. Выслушал он меня, а сам глаза в стол, на меня, сволочь, даже не смотрит. Рукой закрылся, сам пишет что-то и лениво так говорит: ты, мол, папаша, не туда обратился… И нагло так смеется, сволочь! Ты не туда обратился, мы про твою дочку ничего не знаем, она, говорит, скорее всего, на Тверской широко известна, там и спрашивай. Я не понял, говорю, у кого на Тверской спрашивать? А он отвечает: да ты выйди вечером на Тверскую и иди, а они к тебе сами подойдут. И все остальные тоже ржут, сопляки. Ну, я им тут кое-что и объяснил по-нашему, по-простому…

Илья тяжело вздохнул.

– Что ты? – подозрительно глянул на него Бирюков.

– Да не знаю, как и сказать… А ты Ленку свою давно последний раз видел?

– А что?

– Нет, скажи – давно?

– Приезжала на Новый год, неделю у нас была.

– А ты у нее в Москве был когда-нибудь?

– Пока училась, был у нее в общежитии пару раз. Картошки мать просила передать мешок, варенья, то-се. Деньжат ей подкидывал. Сам понимаешь, как сейчас на стипендию одну прожить.

– А потом? Когда она закончила учиться?

– Когда она на квартиру жить перешла, нет. Она же у хозяйки комнату снимала. Хозяйка, сказала, очень строгая, не любит, когда чужие в доме, специально Лена просила, чтобы мы не приезжали.

– А ты к этой хозяйке сегодня не заезжал?

– Нет. Да у меня и адреса ее нет. Да и зачем, чтобы она знала про Лену? А что ты хотел сказать?

Илья помялся, медля с ответом.

– Ты только не психуй, но твой майор, когда про Тверскую говорил… Знаешь, у нас на Тверской проститутки стоят.

– Ну? – не понял Бирюков.

– Ну и вот. Майор, кажется, имел в виду, что твою Ленку проститутки на Тверской хорошо знать должны.

В машине повисла пауза.

– Это что выходит? – медленно произнес Бирюков. – Он что имел в виду? Что моя Ленка – проститутка?

– Я не знаю ничего, – поспешил отмежеваться Илья. – Она нам вообще редко звонила. И не заходила. Я в ее жизнь не лез.

Бирюков тяжело двигал желваками. Он думал, что его дочь делала в ночь убийства в доме Осепьяна? Если она была… Тогда ясно. Но почему в газете писали, будто подозреваемая жила в доме?

– Ты не расстраивайся, еще ничего не известно, – старался утешить родственника Илья. – Ну даже если что-то и было… Ну и что? Теперь многие так. Жизнь вон какая.

– Ленка проституткой не была, – сказал как отрезал Бирюков.

Шурин помолчал, потом осторожно спросил:

– Так что ты теперь задумал?

– Хочу к ним в дом попасть, где убийство произошло.

– Зачем?

– Да выяснить хочу, за что Ленку арестовали. И почему они меня так отфутболили. Я же с ними по-хорошему поговорить хотел, спросить. Должен же я знать, что моя дочь делала ночью у них в доме, – словно оправдываясь, повторял Бирюков. – Ты отправляйся домой, жена небось уже извелась. Я как-нибудь потом до тебя доберусь. Если что, на вокзале переночую.

– Тут тебе не Тверь, – усмехнулся шурин, – опять заметут в отделение. Ладно, делай что хочешь, я тебя буду ждать в машине.

…Двухэтажный особняк, в котором проживал покойный заместитель председателя Спецстроя, стоял на тихой Радужной улице, вдали от шумного проспекта, от метро и автобусных остановок. Возможность добраться в этот уголок Москвы на общественном транспорте вообще исключалась. С одной стороны территория вокруг особняка была надежно защищена высокой ажурной решеткой какого-то научного института, здание которого возвышалось в глубине зеленого парка. С другой стороны его загораживала от посторонних глаз широкая клумба неправильной формы, с невзрачным памятником неизвестному деятелю, стоящим на гранитном постаменте в центре гирлянды из анютиных глазок, настурций и маттиолы.