Джейн Кейси - Пропавшие

Я смотрю на него во все глаза.

— Расстаться?

— Мы разводимся, Сара.

— Разводитесь?

Надо прекратить повторять последнее слово каждой его фразы, невпопад думаю я, но не представляю, что еще сказать.

— Все будет хорошо… правда будет. Мы будем очень много с тобой видеться. У нас по-прежнему будут такие дни, как этот… я буду приезжать каждые выходные, если смогу. И ты сможешь навещать меня. Я устроился на новую работу, в Бристоле. Это прекрасный город. Мы здорово там повеселимся.

— Когда ты уезжаешь?

— Через две недели.

Две недели — это слишком скоро.

— Ты уже давно об этом знал, — обвиняю я.

— Мы хотели убедиться, что все предусмотрели, прежде чем сказать тебе.

Лоб у папы собирается в сотню морщинок. Выглядит папа расстроенным.

Я со всей доступной мне скоростью перевариваю полученную информацию, пытаясь понять.

— Тогда почему я не могу поехать с тобой?

Папа тупо смотрит на меня.

— Ну во-первых, школа.

— Школы есть и в Бристоле.

— Разве ты не будешь скучать по своим подругам?

Я пожимаю плечами. Конечно, нет, но я не хочу огорчать папу. Он всегда спрашивает меня о моих подругах. Я стараюсь создать у него впечатление, будто достаточно популярна, и никогда не признаюсь, что, как правило, тихо провожу большую перемену в библиотеке за чтением. Не то чтобы меня не любят, я просто стараюсь не привлекать к себе внимания. И предпочитаю именно это.

— С сентября я могла бы пойти в какую-то новую школу. Подходящее время для перемены.

— Я это понимаю, Сара, но… просто думаю, тебе было бы лучше остаться с мамой.

— Ты же знаешь, какая она. Как может быть лучше остаться с ней?

— Сара…

— Ты оставляешь меня с ней, да? Ты уезжаешь, а я должна остаться.

— Ты необходима ей, Сара. Может, ты этого не понимаешь, но она очень тебя любит. Если ты уедешь со мной… я просто думаю, она не выживет. Я не хочу так ее бросать. Это было бы несправедливо.

— Тогда почему ты уходишь? — спрашиваю я и начинаю плакать, из носа у меня течет, и сквозь слезы я едва слышу отца.

— Сара, я тут не решаю. Идея уехать принадлежит не мне.

— Возрази ей! Скажи, если не хочешь нас оставлять. Не уходи просто так! — кричу я, и люди оборачиваются, подталкивают друг друга локтями, но мне безразлично. — Почему ты делаешь все, что она говорит, папа? Почему позволяешь командовать собой?

Ответа у него нет, а я слишком горько рыдаю, чтобы задать последний вопрос, тот, который я действительно хочу задать.

«Почему ты совершенно не переживаешь за меня, почему не скажешь „нет“?»

Фримен повез нас окольными путями — по боковой улице и узким переулкам, — и мы подъехали к задним воротам. Ни один из полицейских не сказал мне ни слова. Только когда автомобиль остановился перед заграждением и мы, не выключая мотор, ждали, пока поднимется шлагбаум, Смит кашлянул.

— Не удивляйтесь, что во дворе так людно: по связи передали о вашем прибытии. Все хотят посмотреть. Вы становитесь знаменитостью.

Я сначала не обратила внимания на толпу людей, но, бросив взгляд в проем между двумя передними сиденьями, увидела полицейских в одинаковой форме, которые, образуя небольшие группы, глазели на машину. Выражение лиц у всех тоже было одинаковое: в основном отвращение, смешанное с открытым любопытством и долей удовлетворения. Их работа была сделана. И эта работа получила отличную оценку. Среди полицейских попадались и гражданские служащие, выглядевшие столь же самодовольными. Более жестокой толпе не противостояла даже Мария Антуанетта при своем последнем публичном появлении.

Фримен тихо выругался, и я поняла, что столь обширная аудитория при въезде во двор его нервирует. Он переключил скорости, выехал на территорию участка и чуть сильнее, чем следовало, ударил по тормозам.

— Спокойнее, — проворчал Смит и повернулся ко мне. — У вас там все в порядке? Готовы для фото крупным планом?

Инспектору не удавалось мне понравиться. Он арестовал меня за то, чего я не совершала — даже в мыслях, — и это мешало мне говорить. Я не ответила ему, а просто сжала руки на коленях. Мне было холодно, и я чувствовала какую-то отстраненность, как будто все это происходило с кем-то другим.

— За той дверью, — показал Фримен, — находится сержант, оформляющий задержанных. Вам нужно пройти следом за констеблем Смитом и встать там, где он вам скажет.

Я лишь кивнула, выбралась из машины, когда Смит открыл дверь, как мне велели, последовала за ним по пандусу и вошла в дверь с табличкой «Оформление задержанных». Я не осмеливалась поглядеть ни влево, ни вправо, не отрывая глаз от его широкой спины, и старалась приспособиться к его шагу. Откуда-то сзади раздался свист, пронзительный и неожиданный, и я вздрогнула. Он прозвучал сигналом для молчавшей толпы во дворе, и дверь закрылась за мной под нарастающий вал глумливых выкриков и замечаний. Я уловила свое отражение в стекле внутренней двери, когда мы проходили через нее, и слегка пожалела молодую женщину в веселой полосатой футболке и потертых джинсах, молодую женщину со светлыми кудрями, густой волной спадавшими ей на спину и казавшимися слишком тяжелыми для ее маленькой головы, молодую женщину с застывшим бледным лицом, с расширившимися и потемневшими от страха глазами.

Первое, что я отметила, — это запах. Сладковатая вонь рвоты накладывалась на хвойный аромат дезинфекции. Пол был чуточку липким, и мои босоножки отставали от ног при ходьбе. Я так нервничала, что почти не чувствовала под собой ног. Желудок сводило.

Большую часть помещения, куда мы пришли, занимала внушительная стойка. Констебль Смит с важным видом приблизился к ней. За стойкой находилась женщина-сержант с внешностью матери семейства, с чистым свежим лицом. Она посмотрела на меня, затем на Смита и покорно спросила:

— Что тут у нас?

— Давай записывай, — кивнул Смит и встал чуть прямее, как ребенок, собравшийся ответить катехизис. — Я детектив-констебль Томас Смит, имеющий право производить аресты, а это Сара Финч. Она арестована в двенадцать двадцать пять сегодня днем в доме номер семь по Керзон-клоуз по подозрению в убийстве Дженнифер Шеферд и по указанию старшего инспектора Викерса.

За спиной у меня раздалось шарканье, и рядом со мной внезапно появился Викерс. Я посмотрела мимо него и увидела стоявшего у стены Блейка — руки в карманах, взгляд устремлен в пространство. Я переключила внимание на Викерса, который подтвердил обстоятельства ареста. Моего ареста.

Сержант по оформлению задержанных наклонилась через стойку.

— Несколько вопросов к вам, мадам.

Голос ее звучал сухо, по-деловому.

Все вопросы касались моего физического состояния, а мои ответы были едва слышны. Нет, я не считаю себя слабым человеком. Нет, у меня нет никаких особых потребностей. Нет, я не принимаю никаких лекарств и не чувствую необходимости во враче.