Владимир Данихнов - Колыбельная

Кошевой сделался красный как рак.

— Что вы несете? Совсем… — Он замялся. — Вы пьяный, да? — Он поднялся, но тут же сел, потому что Гордеев направил на него пистолет.

Оля уставилась на огнестрельное оружие, как на что-то запредельное. Она схватила Кошевого за руку и прижалась к его плечу щекой.

— Нет. — Гордеев покачал головой. — Я не пьяный. Собственно, я давно понял, что убийца вы, но у меня, к сожалению, не было улик, прямо указывающих на вас. Если вас это успокоит, то и сейчас у меня нет стопроцентных улик; однако с этим делом пора кончать.

— Боже, — пробормотал Кошевой, — вы спятили.

— Не исключено, — кивнул Гордеев, — но это не отменяет того факта, что вы — Молния.

Медленно и доходчиво, как на уроке в школе, он объяснил Кошевому, что сразу понял: убийца — полицейский или, по крайней мере, представитель властных структур. Иначе он не смог бы так ловко уходить от преследования и дурить город своими выходками; можно вспомнить хотя бы половинку сердца на ступенях мэрии.

— Вам понятно? — обратился он к Кошевому.

Тот кивнул.

— Прекрасно. — Гордеев скрестил пальцы. — Продолжим. Помните первый найденный мобильник? На самом деле я не находил его. Я купил его в магазине, выкинул аккумулятор и испачкал в грязи; потом предъявил вам. Вы, Кошевой, наверно, подумали, что я идиот, слушая мои объяснения; вы-то избавились от телефона по-другому. Как, кстати? Ну не важно, расскажете потом. Уже тогда я… впрочем, вру: нельзя сказать, что я вас подозревал. Однако ваше страстное желание стать моим напарником навело меня на кое-какие мысли. В любом случае проверка бы не помешала. Вы согласны? Превосходно. Когда Молния использовал такой же мобильник на заброшенном складе речного вокзала, я убедился, что двигаюсь в правильном направлении. Вы хотели напустить туману, сунув «Samsung» в ботинок. Или поиздеваться надо мной, верно? Ну неважно, можете не отвечать.

— Я… — пробормотал Кошевой и замолчал.

Гордеев вынул чашку из-за пазухи; ему послышался звук, похожий на хруст, и он испугался, что случайно раздавил чашку. Однако чашка была цела. Звук повторился: это Кошевой давил ногою на вздувшийся паркет. Видя, что Кошевой собирается возражать, Гордеев поспешно добавил: конечно, то, что убийца использовал на складе такой же дешевый «Samsung», могло быть совпадением. Но это еще не всё. Продолжим: никаких следов мужского ботинка сорок седьмого размера я тоже не находил. Ага, вижу по вашему лицу: вы начинаете догадываться. Изумительно. Итак, я не находил следов: я просто сказал вам, что видел их и уверен, что они принадлежат убийце. Готов поспорить, вы веселились про себя. Этот Гордеев нашел чьи-то следы, думали вы, черт знает чьи, и сделал далеко идущие выводы; вот придурок. Мне интересно было взглянуть на вашу реакцию. Реакция меня удовлетворила. Сами не сознавая того, вы, Кошевой, разочаровались в моих способностях. Вы возражали мне, открыто указывали на мою склонность к алкоголю; раньше вы не позволяли себе подобного. Итак, подытожим. Что сделал я? Я навешал вам лапши на уши. Что сделал Молния? Молния засунул мобильник в ботинок сорок седьмого размера и подбросил его на заброшенный склад, чтоб посмеяться над самолюбивым сыщиком. С таким же успехом он мог бы написать чистосердечное признание. Вы были настолько уверены в себе, Кошевой, что даже не допустили мысли, что я могу вас надуть. Ну-ну, не переживайте, преступники часто считают себя умнее всех. Обычное дело, вы тут не одиноки. Более того: тех, кто считает себя умнее всех, на свете подавляющее большинство. Вы удивлены? Это факт. И напоследок, добавил Гордеев, пряча чашку, я проверил множество бумаг и расспросил сотрудников; у вас нет ни одного надежного алиби. В ваше отсутствие я порылся в вашем рабочем компьютере и обнаружил, что вы посещаете так называемый форум серийных убийц. Две с половиной недели назад вы начали встречаться с Олей и убийства прекратились. Что? Вы спрашиваете, а как же кусок глины со склада? Хорошо, что вы вспомнили; я о нем почти забыл. Это шутка. Он ничего не значит, этот кусок; как и ваш телефон в башмаке. Помните Зодиака с его идиотскими криптограммами? Тот же случай. Всего лишь маленькая провокация, чтоб заставить вас поволноваться. Признайте, вы потом много думали об этой глине. Ночами не спали, пытаясь сообразить, как она может вас выдать, я прав? Ну, можете не отвечать. Как видите, у меня нет стопроцентных улик, но сомневаться не приходится: вы, Кошевой, и есть Молния. Надеюсь, начитавшись детективов, вы ожидали в финале именно такого объяснения. Оправдал я ваши ожидания? Молчите? Прекрасно. А вопросы у вас есть? Опять тишина? Восхитительно.

Кошевой схватился за голову.

— Боже, — сказал он, — я разочаровывался в ваших способностях, потому что вы… — Он замялся. — Ну… вы бухали без продыху, но даже тогда я защищал вас перед Пал Иванычем… — Он замолчал, продолжая беззвучно раскрывать и закрывать рот.

Оля прижималась щекой к плечу Кошевого. Гордеев думал, что после его рассказа она отодвинется от Кошевого, но она не отодвинулась, наоборот, обняла его, со страхом глядя на пистолет, лежавший у Гордеева на коленях. Если пристрелить их обоих, со скукой подумал Гордеев, меня посадят, а может, и нет; может, отец меня отмажет, дадут условный срок, да какая разница дадут или нет, я смогу жить и так и этак, не думая ни о чем, ни о чем не переживая, не считая еды и сна; так живут многие, почти все, и я тоже смогу так жить, зачем мне быть другим. Его и впрямь стало клонить в сон. Я не спал трое суток, подумал Гордеев, и вот результат: заторможенный и вялый, как полудохлая рыба на прилавке. Сейчас Кошевой кинется на меня, схватит пистолет и выстрелит мне в голову; наверное, так будет лучше, потому что я пес, которого давно пора усыпить.

Однако Кошевой не спешил кидаться на него. Он поднял лицо, мокрое от слез, и умолял срывающимся голосом:

— Пожалуйста… не надо… пожалуйста…

Гордеев молчал.

— Я не хочу, — сказал Кошевой, — я только недавно… ну… проснулся… нашел смысл… то, ради чего можно жить… — Он бросил взгляд на Олю. — Не хочу… пожалуйста, не надо… — Его руки тряслись, он попытался взять бокал с шампанским, но уронил его, и шампанское полилось на пол, покрывая старый паркет белой пеной.

Гордеев молчал.

— Это не я, — горячо заговорил Кошевой, ладонью вытирая выступивший на лбу пот, — клянусь, это не я; но я знаю человека, который это сделал или, по крайней мере, передал убийце ваши слова про ботинок и про этот чертов телефон, я рассказал ему всё, в этом моя вина, но, клянусь, это не я, я не убивал, я никого в жизни не убивал, мне даже страшно об этом подумать, потому что я сам до чертиков боюсь смерти; господи, Гордеев, вы бы знали, как я боюсь; пока я не встретил Олю, я просыпался среди ночи и слышал чье-то отвратительное дыхание в темноте, я включал свет, но никого рядом не было, и я всю ночь сидел со светом, как маленький ребенок, я боялся спать, потому что мне казалось, что я умру во сне, просто не смогу выбраться из пропасти сна; я столько лет ходил в качалку, сам не зная зачем, жил в одиночестве, стоя на пороге, за которым ничего нет; вы понимаете меня, Гордеев? За этим порогом ничего нет!! — Он почти хрипел от натуги, потому что произнес подряд без запинки большое количество слов; его глаза вылезли из орбит, а ногти впились в обивку дивана.