Елена Арсеньева - Бабочки Креза. Камень богини любви (сборник)

— Да как сказать, — протянула наша героиня, польщенная комплиментом. — Он за мной следил, но вовсе не с романическими целями. Помните, вчера мы еще одну рожу тут видели, всю такую багровую, с белыми патлами, в шубе?

— О, еще бы не помнить! — поежилась Сусанна. — Эта рожа мне приснилась, я прямо в холодном поту проснулась ни свет ни заря!

— Понимаю, — покивала Алёна. — Так вот — это все одна компания, и этого отвратительного типа я тоже опасаюсь.

— А девушка? — спросила Сусанна. — Она тоже из них?

— Какая девушка? — насторожилась Алёна.

— Понимаете, — начала Сусанна нерешительно, — когда я входила, он выходил, и я подумала о том, о чем вам сказала, то повернула голову и увидела: он подходит к какой-то девушке. И она так взволнованно спросила: «Ну что?» Но я больше ничего не слышала. Просто подумала, что, конечно, насчет романа ошиблась.

— Как, как она выглядела? — начала от волнения заикаться Алёна. — Вы ее разглядели?

Сусанна озадаченно пожала плечами:

— Ничего не видела, потому что он ее загораживал. Голос слышала — нервный такой, злой, она прямо рявкнула: «Ну что?!» Понимаете, я ее просто краем глаза видела, я же не знала, что ее нужно рассмотреть и запомнить!

— Конечно, конечно, — уныло вздохнула Алёна. — Хоть цвет волос заметили?

— Ой, нет! У нее такая шапочка была на лоб надвинутая… черненькая… может, она и сама брюнетка, но точно не скажу, что-то там такое на ее пальтишко падало, то ли шарфик белый, то ли длинная прядь волос… так что, может, блондинка.

— А пальтишко какое?

— Черное! То есть темно-синее… Не помню!

— Понятно… — вдохнула Алёна. — Конечно, кто же знал, что на нее надо в оба смотреть…

Дела давно минувших дней

— Я так мечтал приехать к вам в Вытегру! — рассказывал Васильев некоторое время спустя, когда мы пришли в мою квартиру, выпили вина и я немного успокоился. — Что и говорить, Петрозаводск куда больше Вытегры, жизнь там привольней, но это была жизнь в неволе. Что такое ссылка? Та же тюрьма, только камера побольше. А в Вытегру я бы приехал свободным человеком! Но не удалось. Мне дали новый срок — на сей раз за уголовное преступление.

— Уголовное? — не поверил я своим ушам. — Да нет, не может быть! Что же ты сделал?!

— Почему ты спрашиваешь? — удивился Васильев. — Ты забыл?

— Что именно я забыл? — не понял я.

— Ну, то, о чем я тебе сообщил.

— Ты мне ничего не сообщал. Полгода, спустя которые ты собирался к нам присоединиться, миновали, вы с женой не приехали — ну мы и решили, что вы изменили планы, решили не идти по скользкой и трудной актерской стезе, а сообщить об этом стесняетесь. И решили вам не докучать.

— Ничего не понимаю, — недоумевающе пробормотал он. — Но ведь Лиза писала моей жене, рассказывала о вашей жизни… она писала, что ты до сих пор не можешь оправиться после удара, хочешь забыть все, что связано с Петрозаводском…

— Лиза писала? — тупо переспросил я. — Я не могу оправиться после удара? Какого?! Что случилось?!

Васильев отвел глаза.

— Я говорю об убийстве Эльвиры Михайловны. Это произошло спустя месяц после отъезда Лизы из Петрозаводска.

Несколько мгновений прошло в молчании. Эта весть была слишком невероятной, чтобы проникнуть в мое сознание сразу. Само собой, я мог предполагать, что женщины, которую я так пылко любил, нет уже в живых, ведь прошло двадцать лет, но подумать, что она могла быть убита…

На мгновение мне показалось, что я сам убит… двадцать лет назад.

— Расскажи, — попросил я мертвым голосом, сам удивляясь его безжизненности.

Вот что рассказал Васильев.

Через месяц после того, как Лиза покинула родные места, чтобы присоединиться ко мне и разделить мою нелегкую и неверную судьбу, в Петрозаводск вернулся Раймо Турккила. Вызвал его Яаскеляйнен. Почему — неведомо. Однако первым делом Раймо поспешил в дом, где жила Синикки. Старуха, у которой квартировала Синикки с ребенком, рассказала, что Раймо ворвался как сумасшедший, с безумными глазами, и первым делом спросил у Синикки, где Сампо. Тут старуха уверилась, что Раймо и вовсе повредился в рассудке, потому что — это ведь даже малому ребенку известно! — Сампо — это чудесная, волшебная мельница из старинных карельских и финских сказаний. Старуха Лоухи, хозяйка Похъёлы, у которой похитили Сампо, обратилась железной птицей, настигла похитителей и сбросила Сампо в море. Вот у кого должен был Раймо спрашивать, где Сампо! У старухи Лоухи! А он заявился к бедняжке Синикки…

Старуха была любопытна, а после такого вопроса любопытство ее вовсе разгорелось. Она припала к дверной щели и принялась подслушивать и подсматривать.

Она поняла, что Синикки испугалась ярости Раймо, но отказалась отвечать. Тогда он наклонился над спящим ребенком и положил пальцы на его горло, пригрозив, что задушит его, если Синикки не скажет, где Сампо.

Она упала на колени и стала умолять пощадить сына. Но Раймо был неумолим. Тогда Синикки что-то сказала — так тихо, сквозь слезы, что старуха ничего не поняла. Мгновение Раймо с ненавистью смотрел на нее, потом выхватил из кармана нож и перерезал ей горло одним умелым и ловким движением. Затем выхватил из колыбели сына, прикрыл его полой своей куртки и выскочил вон, отшвырнув со своего пути окаменелую от страха старуху. Кажется, он ее даже не заметил, не то, конечно, и ее убил бы, клялась она.

До смерти напуганная, она забилась в угол, не в силах ни полицию позвать, ни подойти к Синикки… хотя ей, бедняжке, уже ничем нельзя было помочь.

После этого Раймо побежал к Яаскеляйнену и отдал ему ребенка. Затем снова куда-то убежал, хотя хозяин гостиницы пытался его остановить. Раймо ворвался в театр, как раз когда там шла репетиция, бросился к Эльвире Михайловне, которая, как обычно, сидела в первом ряду партера, и о чем-то спросил ее по-фински. Никто ничего не понял, потому что языка никто не знал, однако Васильеву почудилось, будто слово «Сампо» прозвучало и теперь.

В зрительном зале царил полумрак, однако даже при этом неверном свете было видно, как побледнела Эльвира Михайловна. Никто не слышал, о чем шел быстрый разговор с Раймо, но вдруг она вскочила и с яростью крикнула по-русски:

— А вот этого я тебе никогда не скажу!

В ту же минуту Раймо ударил ее ножом в сердце и кинулся бежать. Но на него накинулись всем скопом, схватили.

Кто-то бросился к Эльвире Михайловне — она уже была мертва.

— Что ты наделал?! — вскричал Васильев. — Ты убил ее, за что, негодяй?!

— Она отдала Сампо Северному, — надменно ответил Раймо. — Она не хотела сказать, где он. Но я все равно найду его и отберу Сампо.

— Найди! — выкрикнул Карнович, отрываясь от Эльвиры Михайловны, которую звал и осыпал поцелуями ее мертвое лицо, приговаривая что-то бессвязное. — Он в Вытегре. Найди его! Найди и убей!