Роберто Савьяно - Гоморра

Дон Чиро — единственный «призрак», которого я знал лично. Он был родом из исторического центра города, разносил клановые зарплаты еще в прежние неспокойные времена. Теперь же, в нынешний благоприятный период, кланы стремятся не просто выжить, а реорганизоваться. Дон Чиро работал на кланы Испанских кварталов и на протяжении нескольких лет еще и на кланы Форчеллы. Сейчас он время от времени сотрудничал с кланом квартала Санита. «Призрак» так ловко находил в лабиринтах неаполитанских переулков дома, подвалы и полуподвалы, строения без номеров, каморки, притулившиеся в углах лестничных площадок, что почтальоны, вечно плутавшие в этих дебрях, поручали ему относить почту своим клиентам. Ботинки у дона Чиро были стоптанные, спереди нарывом выпирал большой палец, а каблуки сровнялись с подошвой. Такие ботинки — самый настоящий символ «призрака», свидетельство пройденных пешком километров, вверх и вниз по переулкам Неаполя, и дороги эти становились еще длиннее из-за вечной мании преследования и страха быть ограбленным. Дон Чиро ходил в неопрятных штанах, довольно чистых, но неглаженых. Его жена умерла, а новая подруга-молдаванка была слишком молода, чтобы по-настоящему заботиться о своем спутнике. Пугливый по натуре, он смотрел в пол, даже когда разговаривал со мной, усы у него пожелтели от никотина, так же как и указательный и средний пальцы на правой руке. Еще «призраки» приносят каждый месяц зарплату каморристам, чьи жены оказались за решеткой. За арестованную жену деньги брать стыдно, поэтому во избежание наигранных упреков, криков на лестнице, театральных жестов и выпроваживаний из дома, во время которых, впрочем, оскорбленный муж не забывает забрать пресловутый конверт, курьеры обычно, не доводя до этого, сразу идут домой к матерям каморристок и передают деньги им, чтобы те уже сами разбирались с семьей заключенной.

Какие только жалобы не выслушивают «призраки» от жен членов Системы! На подорожание коммунальных услуг и растущую квартплату, на детей, которые проваливают экзамены или, наоборот, хотят поступить в университет, на что тоже нужны деньги. Курьеры выслушивают все просьбы, все сплетни по поводу жен других каморристов, у которых мужья хитрее, поэтому они сумели продвинуться выше по служебной лестнице и заработать больше денег. Пока женщины причитают, «призраки» повторяют монотонно: «Понимаю, понимаю». Они дают несчастным излить душу и под конец произносят что-нибудь вроде «Это от меня не зависит» или «Я только приношу деньги, я ничего не решаю». Женщины прекрасно понимают это, но надеются, что «призрак» случайно обмолвится о свалившихся на женщину бедах какому-нибудь местному боссу и он увеличит ежемесячные выплаты или предоставит страдалицам какие-нибудь льготы. Дон Чиро настолько привык повторять «понимаю», что на все реагировал одинаково: «Понимаю, понимаю», о чем бы ты с ним не говорили. Он разнес деньги сотням женщин и мог бы поведать о целых поколениях жен и невест, а также одиноких мужчин. Историография критических замечаний о боссах и политиках. Но дон Чиро был «призраком» печальным и молчаливым, нарочно превратившим свою голову в пустой сосуд, где каждое услышанное слово отдавалось эхом, при этом надолго там не задерживаясь. Пока я с ним разговаривал, он протащил меня через пол-Неаполя, от центра до окраин, потом попрощался и сел на автобус, возвращающийся в ту точку, откуда мы начали путь. Это все входило в тактику заметания следов: дон Чиро запутывал меня, чтобы я не догадался, даже приблизительно, где он живет.

Часто женщины рассматривают мужа-каморриста как отвоеванный у судьбы капитал. Если будет угодно небесам и позволят способности, то капитал принесет доход и женщины станут предпринимателями, руководителями, генералами, обладающими безграничной властью. Если же дело пойдет плохо, то им останутся лишь долгие часы в тюремных залах свиданий и унизительные мольбы о работе сиделкой наравне с иммигрантками. Все ради уверенности в том, что будет чем заплатить адвокатам и на какие средства прокормить детей, если клан пойдет на дно и прекратит ежемесячные выплаты. Женщины каморры с помощью своих тел влияют на образование альянсов, по их внешности и поведению можно узнать, насколько влиятельна их семья, из толпы они выделяются черными покрывалами на похоронах, дикими криками во время арестов, воздушными поцелуями, посылаемыми из-за барьера на слушаниях в суде.

Собирательный образ спутницы мафиозо неизбежно базируется на представлении о ней как о несамостоятельной личности, живущей исключительно проблемами и желаниями мужчин: братьев, мужей, сыновей. Это не так. За последние годы в мире каморры многое изменилось, в том числе и роль женщины: от продолжательницы рода и опоры в трудную минуту она прошла путь до самого настоящего управленца, занятого преимущественно предпринимательской и финансовой деятельностью, поскольку вопросами нелегальных перевозок и применения силы занимаются другие.

Такой фигурой, вошедшей в историю, была Анна Мацца, вдова крестного отца из Афраголы, одна из первых женщин в Италии, осужденных за организованную преступную деятельность, глава мафиозно-предпринимательского союза наравне с другими влиятельными каморристами. Сначала Анна Мацца воспользовалась именем своего мужа, убитого в семидесятые годы, — Дженнаро Моччи. «Черная вдова каморры», как ее называли, свыше двадцати лет руководила кланом Мочча, ее власть достигла таких масштабов, что когда в девяностых годах она была вынуждена перебраться в окрестности Тревизо, то, по полученным сведениям, сумела наладить связь с мафией из района Бренты, продолжая укреплять свои позиции, даже находясь в изоляции. Ей предъявили обвинение сразу же после смерти мужа: она вложила оружие в руку сына, которому еще не исполнилось и тринадцати лет, велев расправиться с заказчиком убийства его отца. Но доказать ничего не удалось, и Анна Мацца осталась на свободе. В созданной ей системе власти она находилась на самой вершине, делала упор на бизнес, отрицательно относилась к насильственным методам и, как показывает серия расследований 1999 года, проведенных управой Афраголы, умело контролировала все возможные сферы деятельности на подчиненной ей территории. Политики считались с ней и искали ее поддержки. Анна Мацца была первой в своем роде, если не принимать в расчет Пупетту Мареска, прекрасную мстительницу и убийцу, о которой Италия узнала в пятидесятые годы, когда она на седьмом месяце беременности решила отомстить за смерть своего мужа, Паскалоне э'Нолы.

Анна Мацца одной местью не ограничилась. Она поняла, что надо пользоваться старомодными принципами боссов каморры и некоторой безнаказанностью, положенной женщинам. Эта старомодность позволила ей избежать покушений, зависти и конфликтов. Мацца возглавляла клан в 80–90-х годах, занимаясь, в основном, развитием собственных предприятий и постепенным покорением сферы строительства. Клан Мочча, наряду с другими влиятельными семьями, стал играть большую роль в распределении строительных подрядов, контроле карьеров и посредничестве при покупке земельных участков, пригодных для застройки. Территория, лежащая между Фраттамаджоре, Криспано, Сант-Антимо, Фраттаминоре и Кайвано, контролируется кланом Мочча. В девяностых он вошел в состав «Нового клана», созданного в противовес «Новой организованной каморре» Раффаэле Кутоло и способного превзойти коза ностра по деловому размаху и политической мощи. Когда потерпели фиаско партии — ставленники мафии, боссы «Нового клана» оказались единственными, попавшими под арест и приговоренными к пожизненному тюремному заключению. Они не хотели расплачиваться за поступки политиков, которым помогали и обеспечивали поддержку. Не хотели, чтобы их воспринимали как раковую опухоль на теле системы, в действительности созданной ими и существовавшей за счет их активной, хотя и криминальной деятельности. Поэтому решили явиться с повинной.