Рут Ренделл - Живая плоть

– Могу я дойти отсюда пешком до Тейдон-Буа?

Девушка с улыбкой посмотрела на него:

– Вы, наверно, можете. Про себя я знаю, что нет. – Собеседница Виктора, видимо, решила, что он заинтересовался сдаваемой там комнатой. – Думаю, что тот дом уже сдан. Большинство этих объявлений устарело.

Говорила она с равнодушием служащей, работа которой неприятна и скучна.

Виктор не собирался идти в Тейдон-Буа и не представлял, почему задал этот вопрос. Что и говорить о жизни там! Оказавшись на улице, он направился к станции метро. Раз уж хочется жить за пределами Лондона, чем плохи пригороды, находящиеся у реки, например Кью, или Ричмонд, или граница с Хертфордширом на севере? На станции стоял поезд, но отправлялся он не скоро. В вагон вошла пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Кроме нее и Виктора, никого не было. Вскоре Дженнер понял, что с ней что-то неладно, что она, видимо, входит в разряд городских сумасшедших, с головой у нее точно было не в порядке. Женщина была одета в длинную юбку с красными цветами и майку с номером, как у американского бейсболиста. Совершенно неподходящая одежда для ее возраста, но туфли и чулки были вполне приличными, а на голове красовалась вязаная старушечья шапка с завязками под нижней челюстью.

Сперва женщина просто сидела, улыбаясь и кивая, переставляя сумки, то одну справа от себя, другую слева, потом обе справа, потом обе между колен. Двери вагона закрылись, содрогнулись, открылись снова. Женщина поднялась, оставив сумки на месте, побежала вприпрыжку в конец вагона и опустила окно между ним и следующим, побежала в другой конец и сделала то же самое с окном там. Высунулась из открытых дверей, посмотрела в оба конца залитой солнцем безлюдной платформы. Виктор понял, что она представляет себя либо охранником, либо частным детективом, и по его хребту прошла холодная дрожь. Женщине было не меньше семидесяти лет. Он не помнил, чтобы видел охранников в поездах метро даже в прежние дни, хотя они и существовали, и теперь эту роль взяла на себя выжившая из ума старуха. Он понимал это, но все-таки вздрогнул, когда она, высунувшись, закричала: «Двери закрываются!»

То ли это было совпадением, то ли женщина что-то знала, но во время ее выкрика двери стали закрываться. Она заскочила внутрь и, с явным удовольствием потирая ладони, обратилась к Виктору: «До Ливерпуль-стрит, Оксфорд-серкус, Уайт-сити и Илинг-Бродвей посадка окончена!»

Виктор промолчал. Он был в явном замешательстве и не знал, что ему делать. В голову вернулась мысль, пришедшая еще накануне в доме Уэлчей. Тот психолог утверждал, что тюрьма делает сумасшедшими всех, кто провел там более пяти лет. Он, Виктор, просидел вдвое дольше. Он судорожно начал искать у себя похожие симптомы, пытаясь справиться с наступающей паникой, уже ощущая у себя зачатки отклонения от нормы и едва понятные желания. Станет он когда-нибудь таким, как эта старуха? Она снова сидела напротив него, переставляя сумки, что-то шепча и улыбаясь. Поезд набрал скорость и шел к Тейдон-Буа. Соседка Виктора пробежала вприпрыжку по проходу между сиденьями, ухватила ручку вагонной двери и стала пытаться открыть ее. Дженнер с ужасом подумал, что она хочет выброситься. Он не знал, что делать. Ее сумки остались на полу напротив него, и он вздрогнул, заметив, что одна из них начала двигаться, – легкое движение вбок, ткань сумки то раздувалась, то спадала. Внутри могло находиться какое-то живое существо – кролик? Тварь, называть которую он не хотел? Или просто пластик сумки так реагировал на перемену температур? Но Виктор не думал, что дело в этом. Он поднялся и облокотился на дверь. Старуха подошла к нему впритык и подняла взгляд к его лицу.

Поезд, казалось, шел до Тейдон-Буа несколько часов. Замедлял ход, потом снова набирал скорость и наконец остановился на станции. Двери открылись, и Виктор с громадным облегчением вышел. Он собирался пробежать по платформе, сесть в следующий вагон и сам не понимал, почему встал, наслаждаясь вновь обретенной свободой. Старуха крикнула за его спиной: «Двери закрываются!»

Виктор смотрел, как поезд набирает ход, унося с собой сумасшедшую. Впоследствии он думал, что, несмотря ни на что, все равно бы вышел на этой станции. Это была его судьба, жребий, или так сложились звезды, в конце концов, что-то свыше заставило его сойти на этой станции. Но в ту минуту Виктор был раздражен тем, что упустил поезд, оставшись на платформе. Возможно, следующего поезда пришлось бы ждать не меньше получаса.

Это пустая трата времени и денег, подумал он, выходя со станции и пробивая использованный билет. Теперь, покончив с тем, что собирался делать в Тейдон-Буа, он возьмет билет в один конец до Уэст-Эктон. А что он собирался делать? «Искать дом Флитвуда», – ответил негромкий, спокойный голос.

Городок оказался гораздо больше, чем ожидал Дженнер. В его центре была разбита громадная лужайка, пересеченная дубовой аллеей. Вокруг лужайки стояли дома, церковь, ратуша, а расходящиеся от нее улицы показывали, что этими постройками Тейдон-Буа не ограничился, что есть еще и другие районы. Виктор направился вдоль магазинов, ощущая, как в нем растет чувство настороженности и незащищенности. Он заметил машину с заветной наклейкой на ветровом стекле. Но таких наклеек тысячи. Алан как-то рассказал ему, что получить такую несложно. Врачи выписывают эту наклейку чуть ли не по причине мозолей или приступа подагры. Нет причин полагать, что эта машина, стоящая у торговых рядов, принадлежит Флитвуду. И нигде не видно человека в инвалидном кресле или на костылях. Виктор увидел в одной из витрин отражение своего лица – хмурого, вытянутого, темные глаза запали и лихорадочно блестели, короткие черные волосы были тронуты сединой. Виктору пришла более странная, чем обычно, мысль: возраст, как и мороз, приносит белизну, увядание, вред, уничтожающий все яркие свидетельства желаний. Узнал бы теперь его Флитвуд, если бы встретил?

Если фотографии не лгали, бывший полицейский почти не изменился. Но с чего ему меняться? Он то и дело лежит в больницах, его обслуживают, о нем заботятся, его балуют, он ведет безбедную, беззаботную жизнь, не делает ничего и не подвергается ничему такому, что могло привести к ранним морщинам или седине. Виктору зримо вспомнилась та спальня в доме 62 по улице Солент-гарденз, он, стоящий спиной к шкафу, держащий перед собой Розмари Стэнли, обхватив за талию. Дверь распахивается, и в проеме стоит Флитвуд – Флитвуд, неспособный предвидеть, что через две или три минуты он до конца жизни потеряет способность стоять и ходить. И в эти моменты они смотрели друг на друга, разговаривали друг с другом, а потом Виктор отпустил заложницу, и она бросилась в объятия полицейского. А может, прошло целых пять минут до того, как ветер задул внутрь шторы, и Виктор краем глаза заметил человека, карабкающегося по лестнице. Флитвуд повернулся спиной, и Виктор в него выстрелил. От силы пять минут они разглядывали лица друг друга, смотрели друг другу в глаза, и Дэвид отказался поверить его словам, демонстративно повернувшись к нему спиной, бросил вызов Виктору. Вызов был принят, и пистолет выстрелил, но перед этим они изучили лица друг друга лучше, чем каждый из них знал лицо своей матери, не хуже чем собственные, глядящие на них из зеркала.