Наталья Солнцева - Принцесса из Шанхая

Его мысли подчас были жестоки, как и высказывания. Стелла ненавидела бывшего мужа за резкость, немало страдала от его колких замечаний и Лена. На сей раз он оставил их при себе. Господин Треусов по-другому представлял и этот поздний «романтический ужин», и поведение этих не очень знакомых ему людей. Он строил другие планы относительно ночного «шоу» в «Элегии», которые пришлось менять на ходу.

– Тебе не кажется, что Ростовцев глаз не сводит с Лики? – шепнула ему Лена. – Хотя кольцо преподнес Альбине. Кому из них он симпатизирует по-настоящему?

– Полагаю, обоим.

– Странное поведение для жениха.

– Ростовцев не зря слывет большим оригиналом, – пожал плечами Павел Андреевич. – Он любит эпатировать публику. Разве ты не видишь?

Гости отдавали должное крепким напиткам, изысканным закускам, и дамы не отставали от мужчин. Эрман много пила, Лена тоже заливала коньяком неловкость. Лика раскраснелась, ее щеки и губы пылали не от краски, а от вина, и чудно сверкали ее зеленовато-серые глаза, магнетически покачивались серьги в ушах, бросая изумрудные блики на ее длинную шею. Треусов старался оставаться трезвым, дабы не ударить лицом в грязь перед «высшим обществом», как он с оттенком презрения называл подругу Лены Алю и ее любовника Ростовцева. Присутствие Лики вносило скрытое возбуждение в эту разношерстную компанию, – волновало мужчин и бесило женщин.

Павел Андреевич, понимая, как безрассудно он поступает, не удержался от неуклюжего, нелепого ухаживания. «Что я делаю? – ругал он себя. – Соперничаю с Ростовцевым? Этого еще не хватало! Пожалуй, он примет меня за банального ревнивца, который так и не простил ему старой пошлой истории со Стеллой. А впрочем, он, наверное, уверен, что я ничего не знаю».

Воспоминания о бывшей жене накликали ее появление. Она таки отколола свой коронный номер: в очередной раз опозорила его.

События вышли из-под контроля и развивались по собственному сценарию, а их участники едва поспевали следом. Или опаздывали. Треусов действовал, как невольно диктовали обстоятельства, – ему пришлось взять на себя бывшую супругу, успокаивать ее, поить лекарством… правда, домой ее отвезла Альбина. И все равно, несмотря на испорченный праздник, на то, что Лика ушла с Ростовцевым, а для Стеллы вечеринка обернулась кошмарным исходом… Павел Андреевич ни о чем не жалел. Произошло то, что должно было произойти: просто люди предполагают, а судьба располагает.

Зато он увидел нечто совершенно новое, волнующее и прекрасное в образе Лики. Вот бы ему такую женщину!

Треусова не пугали разборки с Леной, не пугали даже намеки следователя на «причастность бывшего мужа» к смерти Стеллы. От ревнивой женщины он отобьется, от обвинений в убийстве тем более. Помогут адвокаты, которым он заплатит; поможет и невыясненная до конца картина гибели жены – она измотала себя бесконечными истериками, приемом транквилизаторов и алкоголя… могла по пьяни наглотаться, чего попало. Клофелин понижает давление, а у Стеллы оно имело тенденцию подпрыгивать, особенно в последнее время. Да и явной причины убивать Стеллу у него нет! Какой в этом смысл, когда они уже поделили имущество и развелись? Тем более глупо решиться на подобное в ресторане, на виду у публики и официантов? Он понятия не имел, что Стелле взбредет в голову явиться той ночью в «Элегию»! Наверняка, она следила за ним, хотела досадить, испортить развлечение, поссорить с Леной. Вот и допрыгалась.

Журбина тоже хороша! Нервы у нее, видите ли, не выдержали: сорвалась, ушла из ресторана, даже не попрощавшись ни с ним, ни со своими друзьями. Потом не отвечала на звонки… подумаешь, какая цаца! Страдалица невинная! Никто без вины не страдает, пора бы знать.

Сам собой вспомнился разговор с Леной, когда она, наконец, соблаговолила встретиться. Они сидели в маленьком кафе на Арбате, пили кофе по-венски и ели шоколадный торт. В большие окна светило апрельское солнце, а на лице Лены лежала туча.

– А на что это моя покойная женушка намекала в ту роковую ночь? – спросил он.

– Ну, хватит! – взорвалась Лена. – С меня довольно.

– Тише… светские дамы не вопят на все кафе, – пристыдил ее Павел Андреевич. – Не хочешь, не говори. Обсудим более насущный вопрос. Мой сын Олег… теперь, как тебе известно, остался без матери. Он будет жить с нами.

– С нами?! – Лена выпучила глаза. – С каких это пор мы проживаем под одной крышей?

– Придется, солнышко. Ты же так стремилась перебраться в мою просторную квартиру. Не вижу восторга любви в твоих глазах!

– Олег тебя терпеть не может, и со мной он, вероятно, не жаждет подружиться.

– Он мой сын! Если я оставлю его на произвол судьбы, это вызовет ненужные кривотолки. Видишь, смерть Стеллы для меня скорее минус, нежели плюс. А для тебя?

Он пронизал ее таким холодным, колючим взглядом, что Лене стало не по себе.

– Ты меня подозреваешь? – истерически выкрикнула она.

– На нас смотрят, – процедил он сквозь зубы. – Изволь держаться в рамках приличия. Почему ты убежала тогда из ресторана? Ревность взыграла? Или еще кое-что?

– Пошел ты…

Лена вскочила, задела столик и пролила кофе на белоснежную крахмальную скатерть. Она выбежала на улицу, не чуя под собой ног. Сейчас ей было наплевать на разрыв с Треусовым, на провал планов и разрушенную личную жизнь. Сейчас она была готова убежать на край света, ничего не видеть, не слышать, забыть.

Если бы можно было начать все заново… с безоблачного, чистого детства… с бабушкиных сказок, и завтраков в саду, под цветущими вишнями, когда белые лепестки их падают в вазочку с вареньем, и жужжат, жужжат вокруг мохнатые пчелы… Если бы можно было отследить, уловить тот роковой миг, когда корабль судьбы делает поворот в другую сторону от счастья…

* * *

По дороге из Ивановки в Москву сыщик ехал не торопясь, – любовался ржавыми, еще не полностью освободившимися от снега полями, голым, застывшим в ожидании обновления лесом, всей этой неповторимой, застенчивой красой русской природы в преддверии весеннего расцвета, – и думал, думал…

Он перебрал в уме причастных к расследованию мужчин, у которых мог бы отсутствовать мизинец левой руки, – и пришел к неутешительному выводу. Ростовцев и Треусов сразу выбыли из этого списка в силу молодости и наличия на обеих руках всех пальцев; отец Засекина тоже оказался при целых мизинцах, как и профессор кардиологии Эрман. Впрочем, образ жизни перечисленных господ, их биография и семейное положение говорили против того, что кто-то из них мог быть ближайшим помощником и доверенным лицом Шершина. Оставался Селезнев, – самый подходящий претендент на роль Клеща. О состоянии его мизинцев может сообщить только Лика… если они не ведут одну игру. Последнее исключить нельзя.