Дмитрий Нечевин - Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля

— Покажи-ка, братец, твои руки! — приказал я ему.

Он спокойно их протянул. Мы все впились в них глазами, особенно доктор. Руки были чистые, без малейшего пореза.

Я отпустил Якова и обратился к казначею лавры:

— Скажите, отец казначей, кто у вас прежде служил в должности прислужников?

Казначей назвал. Я приказал агенту Назарову записать их.

— Ну а кто за последнее время посещал лавру?

Среди некоторых лиц казначей назвал, между прочим, Ивана Михайлова, который до сентября прошлого года был монастырским служителем.

— А не знаете ли вы, когда в последний раз был в лавре этот Иван Михайлов?

Тут из среды братии выдвинулись два монаха и заявили, что видели этого Михайлова в лавре не далее как третьего дня, то есть накануне убийства иеромонаха Иллариона. Михайлов явился в лавру без всякой надобности, провел целый день накануне убийства, ночевал в лавре, затем появился также в день совершения преступления. Это было весьма важное и ценное указание!

— Где же мог у вас ночевать Михайлов? — спросил следователь.

— Наверно, в сторожке у кого-либо из сторожей.

Мы приказали позвать всех сторожей. Один из них заявил, что ночевал Михайлов у него, что он, Михайлов, собирался в 10 часов вечера уехать к себе на станцию Окуловка.

— Ну, теперь за работу! — тихо сказал я прокурору и следователю. — Будьте спокойны, господа, я вам скоро представлю убийцу…

— Мы не сомневаемся в вашей кипучей энергии и в вашем таланте, ваше превосходительство, — ответили они.

В тот же день поздно ночью я призвал к себе нескольких агентов.

— Вот в чем дело, господа. У Назарова записаны лица, служившие раньше в лавре, бывавшие там в последнее время. Вы ознакомьтесь с этим списком и немедленно начните их поиски. Действуйте с крайней осторожностью, чтобы не спугнуть действительного преступника. Соберите о них самые тщательные сведения и по мере получения их докладывайте мне.

Отпустив их, я велел позвать к себе Назарова, энергичного и ловкого чиновника сыскной полиции, отлично зарекомендовавшего себя целым рядом удачно выполненных розысков.

— Ну, Назаров, вам предстоит случай отличиться, так как убийство иеромонаха Иллариона является далеко не заурядным преступлением. Дерзость, с какой убийца не побоялся совершить свое злодеяние в стенах лавры, в общежитии монашествующих, чистота, наконец, «работы» (подумайте, никто не слыхал ни малейшего звука борьбы) — все это показывает, что мы имеем дело с достаточно смелым, ловким злодеем.

— Постараюсь всеми силами оправдать доверие вашего превосходительства, — отвечал Назаров.

— Завтра с первым утренним поездом вы отправитесь на станцию Окуловка. Из расспросов сторожа лавры, у которого провел ночь Михайлов, я узнал, что Михайлов служил раньше на этой станции стрелочником, затем, будучи уволен, приезжал в Петербург хлопотать о новом поступлении. Имейте в виду, Назаров, что вы должны соблюдать полнейшее инкогнито, чтобы весть о вашем прибытии на станцию Окуловка не дошла — тем или иным путем — до Михайлова прежде, чем вы его схватите и допросите, проведя, конечно, и обыск у него. Я дам вам официальный лист, в котором предписываю всем местным властям оказывать вам немедленное и энергичное содействие во всем, что вы найдете необходимым предпринять.

Я сел за стол, написал эту бумагу и, вручая ее Назарову, сказал:

— Ну, смотрите же, Назаров, без победы лучше ко мне и не возвращайтесь. Весь Петербург взволнован страшным убийством, нам необходимо как можно скорее успокоить общественное мнение.

Назаров откланялся. Утром в 8 часов 30 минут он выехал на станцию Окуловка.

Всю дорогу Назаров, зная, как часто, совершенно случайно, из обрывка какой-либо фразы удавалось напасть на верный след или хоть поймать кончик таинственной нити преступления, незаметно ко всему приглядывался, прислушивался. Из вагона второго класса он переходил в третий, просиживал там некоторое время, выслеживая, нет ли в вагоне кого-нибудь из окуловцев и не заговорит ли кто-нибудь о зверском убийстве в Александро-Невской лавре.

Эти маневры, однако, не приносили пока никаких желаемых результатов; правда, в поезде много говорилось об убийстве отца Иллариона, но все эти разговоры мало относились к делу, представляя собойчисто вагонную болтовню, на которую столь падокрусский человек. Тогда Назарова осенила другая мысль. Он ловко завязал разговор с людьми из кондукторской бригады.

— Вы сами не из Окуловки? — спросил он одного кондуктора.

— Нет. А что?

— Да так… человечка одного мне надо там разыскать… о месте он хлопочет.

— А ты о Степане Кондратьиче, слыхал, — вмешался в разговор другой кондуктор, — вот как раз на Окуловке, о которой господин заговорил, какой-то бывший служащий здорово деньги тратит, кутит.

— Кто такой? — равнодушно спросил Назаров, хотя сердце его так и запрыгало.

— А вот этого, господин, не сумею вам сказать. Я от служащих других это слышал. Рассказывали они, будто этот человек прежде кем-то служил при станции, а потом его уволили. Удивительное дело! И откуда только люди столько денег берут, что по трактирам, да по девицам гуляют? Тут вот работаешь, а только-только семью прокормишь…

Разговор прекратился. Этот счастливый случай укрепил Назарова в еще большей уверенности, что розыски, предпринятые для поимки преступника, направлены по верному пути. Он сгорал от нетерпения скорее прибыть на станцию Окуловка и начать облаву на хищного двуногого зверя. Жар ищейки-охотника проснулся в нем и овладел им с победной силой. Назарову казалось, что поезд тянется особенно медленно. Вот наконец, слава Богу, выкрик кондуктора:

— Станция Окуловка, поезд стоит три минуты!

Был восьмой час вечера. Темная январская ночь, казалось, трещала ледяными иглами лютого мороза. Темный фон ночи несмело прорезывал свет станционных фонарей. Желтовато-красное пламя керосиновых ламп выхватывало из тьмы близнаходящиеся предметы.

На станции сразу все оживилось: пробегали, отдавая приказания, служащие станции, появился станционный телеграфист, забегали багажные кондуктора, раздался стук молоточка о колеса вагонов.

Назаров стоял на платформе станции и нетерпеливо ожидал отбытия поезда. Вот раздалась трель оберкондукторского свистка, глухо в морозном воздухе прохрипел паровозный гудок, и поезд, громко дыша, медленно стал уходить.

Назаров поспешно подошел к начальнику станции:

— Вы начальник станции?

— К вашим услугам.

— Прошу вас в вашу комнату. Я агент сыскной полиции. Необходимо сейчас же переговорить по крайне важному делу.

Придя в кабинет начальника станции, Назаров рассказал ему, в чем дело, и попросил помочь ему в розысках.