Дмитрий Нечевин - Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля

На допросе Померанцев сразу сознался в убийстве Фохта и подтвердил справедливость показаний Ивана Малинина. Рассказ Померанцева о совершенном им убийстве, мотивы, приведшие его к этому злодеянию, меня весьма заинтересовали и даже поразили. Передо мной стоял идейный убийца с вполне своеобразной психологией, с ядром того отвратительного анархистского учения, которое огненным заревом охватывало и Западную Европу, и часть нашей криминальной клиентуры. Конечно, Померанцев не был крупным, настоящим анархистом. Это был, так сказать, фрукт доморощенный, злодей мелкого калибра. Вот наиболее характерная часть его исповеди, в которой его нравственные качества проявились с особой яркостью:

«Вошел я к нему, к почтенному Готлибу Иоганновичу, в его мещанский приличный номер… Батюшки, домовитостью, буржуазной солидностью так и пахнуло опять на меня! Кроватка и белье — чистенькие. На вешалке — и шуба енотовая, и пальто, и костюмчики разные. На столике — часы золотые, на комоде, который лопнуть хочет от добра разного, кошелечек с деньгами. Фу-ты, благодать какая! И вдруг на столе — водка! Позвольте, как же это: водка и столько добра? Да разве это совместимо? Вот у меня часто водка на столе стоит, так разве вы у меня найдете что-нибудь «существенное»? У меня даже верхних штанов нет, а исподние — истлели… Я, отставной губернский секретарь — и яко наг, яко благ, яко нет ничего… Гм… стали у меня разные мысли в голове копошиться…

А Готлиб, почтеннейший Готлиб, меня угощает: «Выпейте-ка рюмочку померанцевой», — говорит. И завязался между нами такой разговор:

— Померанцевой… А простую водочку, Готлиб Иванович, вы не употребляете?

— Не люблю ее… Грубая она… Эта, хоть и дороже, зато деликатная, — отвечает он.

— Это точно, Готлиб Иваныч. А вы мне вот что скажите: отчего вы пьете водку и у вас есть часы золотые и енотовая шуба, а я пью водку — и у меня нет штанов?

— Оттого, — отвечает Готлиб Фохт, — что я пью аккуратно, по-немецки, а вы — широко, по-русски…

Разозлил еще больше меня этот ответ. Сытая, самодовольная физиономия Фохта меня бесила. У меня нет ни белья, ни сапог, ни верхнего платья, а у него — такие прихоти, как золотые часы и енотовая шуба. И мысль взять у него и часы, и шубу молнией пронеслась в голове.

— А скажите, Готлиб Иваныч, — обратился я к нему, — если я вам, например, скажу: «Готлиб Иваныч, дайте мне ваши брюки, сюртук, шубу», дадите вы это или нет?

— Конечно, не дам! — расхохотался противным смешком Фохт.

И он стал раздеваться. Когда он остался в одном белье и присел на кровать, собираясь ложиться, я вдруг, сразу, стремительно набросился на него и схватил его за шею обеими руками. Лицо его исказилось ужасом, из побелевших губ вырвалось: «Что… что ты делаешь, разбойник»… Он предпринимал все усилия, чтобы оторвать мои руки от своего горла, но это ему не удавалось. Я сжимал его горло все сильнее и сильнее, мои руки, казалось, свело судорогой, окостенели… Он теперь уже хрипел. Потом как-то сразу покачнулся и грохнулся навзничь, увлекая своим падением и меня. Мы упали вместе. Фохт уже не дышал. Я отдернул руки, встал и порывисто набросился на вещи. Вот золотые часы с цепью, вот сюртук, брюки, вот перочинный ножик, вот кошелек с деньгами… Я раскрываю его, начинаю с жадностью их пересчитывать. Как мало! Всего около шести рублей… Но это, однако, все мое, мое! Я имею право одеться, стать похожим на человека»…

— Вы имели право одеться в награбленное платье? Какое же это право? — спросил я Померанцева.

— Не юридическое, конечно, а нравственное, — невозмутимо процедил сквозь зубы убийца.

Вот, признаюсь, оригинальный взгляд на «нравственное право»!

Померанцев был предан суду и понес тяжелое, справедливое наказание.

Дело, о котором я хочу рассказать, в 80-х годах прошлого столетия взволновало весь Петербург своим мрачным романическим характером, глубокой и страшной психологичностью и горячим сочувствием большинства (особенно дам) к молодым несчастным преступникам. Но, помимо этого интереса, оно являлось крайне занимательным по сложной истории разоблачения преступников.

7 августа 188… года рано утром коридоры одной из известных столичных гостиниц огласились страшным криком.

Дежурный коридорный Алексей Полозов [19] Все имена вымышленные. в 9 часов утра, по обычаю гостиницы, постучал в 3-й номер, чтобы разбудить постояльца, и, не добившись ответа, толкнул дверь, которая оказалась незапертой. Войдя в помещение, он заглянул в альков [20] Ниша в стене для кровати. и в паническом ужасе побежал назад, оглашая коридор криками. Постоялец, полуодетый, лежал в кровати, весь залитый кровью, с обезображенным лицом и перерезанным горлом. Администрация гостиницы всполошилась. Во все стороны были посланы слуги с оповещением судебных властей.

Дело в том, что гостиница, в которой случилось это несчастье, стояла на особом положении. С огромной массой номеров, она предназначалась для приезжающих, но не по железной дороге из провинций, а для приезжающих (и приходящих) со всех концов столицы парочек, ищущих тихого приюта для сладкого любовного свидания. В громадном доме на углу пересечения двух самых оживленных улиц, с двумя замаскированными подъездами, с прекрасным рестораном и «со всеми удобствами», эта гостиница и сейчас пользуется среди жуиров [21] Лица, ведущие веселую, праздную, паразитическую жизнь. и боязливых любовников славой скромного и безопасного убежища. И здесь-то в ночь с 6 на 7 августа совершилось кровавое преступление.

Спустя час я уже находился в гостинице со своим помощником и агентом Ж. и производил осмотр злополучного номера, а еще через полчаса приехали товарищ прокурора, следователь и врач. Мы продолжали осмотр.

Третий номер считался «дорогим», так как стоил более пяти рублей и состоял из большой, хорошо меблированной комнаты, разделенной драпировками как бы на три. При входе в номер тяжелые драпировки прямо и справа образовывали прихожую, где были вешалка и столик с графином и стаканом. На вешалке оказалось дорогое драповое пальто, под ним кожаные галоши с буквами К. К. и в углу дождевой зонтик с ручкой из слоновой кости.

За драпировкой прямо было нечто вроде гостинной. Ковер во всю комнату, мягкая мебель, трюмо и стенное зеркало, высокий шкаф, маленькие столики и большой передвижной стол, покрытый белой скатертью поверх плюшевой. На этом столе оказалась бутылка недопитого красного вина, два стакана, десертные тарелки, два ножа для фруктов и спираль кожуры, снятой с дюшес. На одном из кресел лежали плюшевая мужская шляпа и перчатки, на другом — брошенный серый драповый пиджак.