Анатолий Вилинович - Фальшивомонетчики

Несколько лет тому назад в штаб-квартиру Интерпола, что на авеню Фош в Париже, пришла срочная телеграмма из Непала. Полиция этого государства сообщала приметы человека, ускользнувшего от нее и оставившего след — фальшивые доллары.

Это сообщение тотчас ушло в Италию, Ливан, страны Западной Африки. Вскоре пришло сообщение из Туниса, что человек с указанными приметами сел в самолет, направляющийся в Лос-Анджелес.

В кабинет шефа полиции Томпсона вошел лейтенант, остановился у стола патрона и доложил:

— Дом обнаружен, комиссар. Интересующие нас материалы собраны, — и положил досье на стол перед комиссаром полиции.

— Отлично, Срубер. Информация седьмого? — откинулся на спинку кресла Томпсон.

— Да, шеф. Какие указания? — вскинул голову помощник и его напомаженные волосы заблестели.

Комиссар открыл досье, пробежал глазами первый лист и приказал:

— За игорным домом наблюдать, меня информировать постоянно и детально. Свободны, Срубер.

Комиссар пододвинул досье к себе ближе и приступил к чтению.

Это был один из тайных игорных домов. По вечерам жизнь в нем протекала, как обычно: крупье выкрикивал ставки, постукивали костяшки фишек, слуги разносили напитки, люстру окутывал табачный дым дорогих сигарет. Время от времени дверь зала приоткрывалась и впускала нового завсегдатая, к которому спешил с улыбкой хозяин-толстяк.

— Рад, очень рад видеть вас у себя! Прошу! Прошу! — суетился он и пододвигал свободное кресло. — Как здоровье супруги?

Ответив на все вопросы, прибывший без промедления вступал в игру.

В тот вечер часам к одиннадцати ночи игра пошла крупными ставками.

— Кто ведет! — негромко спросил один из вошедших, приглаживая волосы.

— Ранский, — ответил так же тихо клиенту хозяин. — Уже двести тысяч взял…

— Господа, прошу увеличивать ставки! — провозгласил крупье. — В банке двести! Двести пятьдесят! Триста тысяч!!! Ставки сделаны, господа…

Из-за стола поднялся игрок. Бледное, в испарине лицо, бессмысленный взгляд, дергающиеся губы. Одеваясь из рук гардеробщика, проигравшийся прошептал:

— Везучий этот Ранский, на все ставит и выигрывает…

И побрел, шатаясь, в растворенную швейцаром дверь, не ощущая ни ветра, ни холода, ни пристального взора человека в нише дома напротив.

В плаще, в надвинутой на лоб шляпе, человек стоял плечом к стене и неотрывно глядел на дверь и окна игорного дома. Время от времени он переминался с ноги на ногу, поправлял шарф и поеживался.

Погода была преотвратительная: снежные хлопья с дождем подхватывались яростным ветром, фонари и неоновые рекламы мерцали кладбищенским светом, улицы были почти пустынны. Изредка проносился автомобиль, шелестя резиной колес, и, подгоняемый поздним часом, исчезал в объятиях непогоды.

Наконец, к подъезду игорного дома подкатил роскошный лимузин.

Человек увидел, как к автомобилю вышел в плаще мужчина. Его провожал содержатель игорного дома и суетливый швейцар.

Дверцы лимузина захлопнулись, мотор запел и автомобиль, разбрызгивая снежную кашу, промчался в ночь.

Хозяин, взмахнув прощально рукой, вернулся в дом, швейцар торопливо запер двери.

Агент, наблюдавший за домом, включил карманный телефон.

— Игрок едет, шеф, — тихо проговорил он в микрофон. — Благодарю, шеф!

В полумраке богато обставленной комнаты рука сползла с белого телефона и послышался еле улавливаемый скрип кресла.

Тишина воцарилась в комнате. Но вот раздались спокойные шаги и гостиная озарилась ярким светом. На софу упали плащ, шляпа, перчатки и в огромное стенное зеркало вплыл фрак, расстегиваемый усталыми руками. Вдруг фрак метнулся по зеркалу, дернулся чуть в сторону и застыл.

Из кресла на него в упор смотрел комиссар полиции Томпсон.

— Сопротивление бессмысленно, господин Ранский, — строго произнес он. — Вы арестованы.

Шеф полиции стукнул стэком об пол и из дверей смежных комнат угрожающе выдвинулись, с пистолетами в руках, агенты полиции.

Руки Райского дрогнули, упали, как плети, и из белоснежного манжета на ковер капнула бриллиантовая запонка.

Большие стенные часы мелодично отбили три часа ночи.

В дальнем углу кафе «Адонис» в Лос-Анджелесе, подальше от толпившихся у стойки посетителей, сидели два человека.

Один из них лет пятидесяти с полным румяным лицом был в элегантном костюме. Он сжимал зубами дымящуюся сигару и внимательно слушал своего собеседника. Звали его Лоу Берни. Сидящий с ним, Том Доусон, был худым среднего роста человеком. На вид ему было около сорока пяти. На нем был модный костюм, который сидел немного мешковато, на ногах летние запыленные туфли. Доусон жил в Лос-Анджелесе с момента рождения и знал его как свои пять пальцев. Он вел скромный образ жизни, имея неопределенный источник дохода, с репутацией всезнайки.

Разговор шел почти шепотом. Доусон потягивал виски со льдом, Берни пил апельсиновый сок. По выражению их лиц нельзя было понять, о чем они говорили.

— Одним словом, — сказал Берни, — может быть, в этом и кроется что-то, а может быть, просто блеф. Я хочу, чтобы ты занялся этим… Пока я не буду знать, что у нее есть что-то об этом деле — не стоит ломать копья.

Доусон отпил немного виски, посмотрел на кубики льда в нем и сказал:

— Заниматься этим я не стану, могу порекомендовать для этого одного человека, если хотите. Но ему надо будет заплатить…

Когда речь шла о плате за еще неясные сведения, Лоу Берни всегда осторожничал. Он не любил легко расставаться с деньгами.

— Сколько заплатить? — скривился Берни.

— Ему нужно будет заплатить двадцать тысяч баксов, не меньше.

— Это пока не стоит ничего, — резко бросил розоволицый. Надо с ней встретиться и выяснить, что у нее есть интересующее нас. Если это окажется стоящим, тогда я, возможно, заплачу.

Подошел официант и Доусон указал ему на пустой стакан. Пока официант ходил за виски, оба молчали.

Затем Доусон сказал:

— Да, конечно, здесь может быть информация и выеденого яйца не стоящая… Это тоже надо учитывать. Но Ранский был не один, его окружали помощники, которые владеют всеми секретами. За этой женщиной может стоять один из них. Возможно, оставшись без своего шефа, они нуждаются в чем-либо. Опасаются, что и им прищемят хвост…

Берни и сам уже подумал об этом, но все-таки сомневался, что людям Райского нужна помощь.

— Ладно, — сказал он. — Пусть будет по-твоему. — Он немного помолчал, а затем добавил, — Заплачу, но я хочу настоящей работы, Лоу. Если у этой женщины есть что-нибудь стоящее, в чем я не уверен, то она может предложить свои услуги и еще кому-нибудь.