Александр Трапезников - Тайны «Монастырского приюта»

– Спокойной ночи! – сказал Сивере на своем ярусе.

– И вам того же, – отозвался князь.

Так они и расстались, явно недовольные друг другом.

В эту третью ночь Александру Юрьевичу Сиверсу приснился странный сон. Будто сидит он в полном одиночестве на каменной рыбе-вишапе, зябнет от холода и ждет кого-то, кто должен по уговору прийти и принести нечто важное. Желтый лунный свет вокруг, тишина, тянет запахом болотной тины. И вдруг – лягушка за спиной заквакала. Он оборачивается: стоит перед ним земляная жаба в человеческий рост, а на морде – очки с толстыми стеклами, да в лапке – самшитовая палка с набалдашником.

– Вот я тебя сейчас! – угрожает жаба и квакает, как смеется.

– Брысь! – говорит ей Сивере, бросая в уродину камешек.

– Мяу! – отвечает земляная жаба и прыгает в темноту.

– Не обращайте на них внимания, – произносит кто-то, присаживаясь рядом. – Их тут видимо-невидимо, настоящее бедствие. Икру мечут, размножаются, но вреда мало. Так, покусают немного, а вот вещи воруют.

Это – Багрянородский сидит, но какой-то не такой: половина лица окровавленная, а другая – мраморно-бледная.

– Вы чего тут? – спрашивает Сивере. – Шли бы, умылись.

– Я-то ничего, а вот вы влипли. Пошто Матвея Матвеевича зарезали? Чем он-то вам не угодил, убивец?

– И меня тоже! – подтверждает Тошик Полонский; он, оказывается, на корточках примостился, возле них, а из груди торчит рукоять старинного кинжала.

– Какая прелестная штучка, это какого века? – спрашивает Александр Юрьевич. – Уж не из сокровищ ли урартских царей?

– Из них самых, – довольно отвечает Тошик. – А медальончик-то все-таки отдайте. Память о дедушке.

Тут одно из окон над ними отворяется и вылетает на горбуне Анна Горенштейн, совершенно нагая. Побарражировав в небе, заломила крутой вираж и пошла на посадку, подняв облако пыли.

– Кудесница наша! – с гордостью замечает Тошик. – Богиня Анаит, чистое золото!

– Между прочим, ваша невеста, – добавляет Багрянородский. – Шестым мужем будете, вон, на заднем дворе уже и гроб колотят.

– Не хочу! – Сивере порывается встать, но его крепко держат за руки.

– Противиться не надо, – мягко увещевает в ухо Куруладзе, а Макс по печени бьет. – Свадьба состоится в срок, свечи зажжены, ампулы разлиты по бокалам. Гости съехались.

– Не-е-е-е-т!.. – кричит Сивере, но его уже вводят в какой-то огромный зал под куполом, где вместо свадебного марша фальшиво гремит похоронный. За роялем сидят тетушки Алиса и Лариса, играя в четыре руки. Соло на трубе исполняет Багрянородский, не забывая подмигивать Александру Юрьевичу. И вновь тут оказывается каменная рыба вместо алтаря, а на ней – в черном облачении – лысый князь Романов.

– Не волнуйтесь, голубчик! – увещевает он. – Я буду ее следующим мужем, несмотря на то что она – моя правнучка. Так написано в Книге Судеб.

– Да-да! – хором подтверждают гости: супруги Комамберовы, другая пожилая чета с козлиными черепами в руках и три похожих друг на друга старика.

– А вот дудки! – показывает князю фигу Сивере. Вырывается и бежит. Мчится, спотыкается, какие-то вокруг темные коридоры, лестницы… Он проваливается в ямы, взбирается наверх, перепрыгивает с одной крыши на другую. Позади крики, выстрелы…

– Сюда, сюда! – зовут его из какой-то ниши.

Он прячется в этом укрытии, и его плечи обвивают женские руки. Нет, змеи, множество змей, которые оживают на старинном орнаменте с родовым гербом Прошянов.

– Александр Юрьевич? – громко произносит кто-то. – Что с вами?

…Сивере очнулся. Чьи-то пальцы трогали его лоб. Над ним наклонилась Тереза, жена Тошика Полонского. У нее были ласковые и добрые глаза.

– Тс-с! Тихо, – сказала она. – Вы весь в поту, кричали. Приснилось что-то нехорошее?

– Нет… да… а вы?.. – пробормотал Сивере.

– Я услышала. И пришла. Я должна была вас предупредить. Но боялась.

Александр Юрьевич пытался подняться, но Тереза удержала его голову на подушке.

– Лежите, вам нельзя вставать. У вас температура. Выпейте вот это, – и она протянула приготовленную чашку. – И снова уснете.

– Как Матвей Матвеевич? – глупо спросил Сивере.

– Как все, – мягко поправила Тереза. – Это очень просто.

– Странно… – поперхнулся Сивере, отпивая из чашки. – Сладко и горько одновременно.

– Напиток Прошянов, – сказала Тереза. – Рецепт давно утерян.

Александр Юрьевич тяжело вздохнул: ему стало больно в груди. Странно было и то, что эта женщина говорила с ним, не разжимая губ. Сивере хотел спросить, как у нее это получается, но из-за спины Терезы вдруг вышел Прозоров.

– Ну, все, что ли? – резко произнес он. – Хватит миндальничать.

Затем щелкнул какими-то ножницами или секатором.

– У него слабое сердце, – ответила Тереза. – Будет нелегко вынуть, не повредив аорту.

– Ладно уж учить, разберемся! – грубо возразил сокурсник. – Где эти хреновы ассистенты?

– Мы здесь, – из угла вышли Стас и Оленька Дембовичи в хирургических халатах и шапочках. То же чем-то лязгнули. Зубами, что ли?

– Дайте наркоз! – потребовал Прозоров, и Сивере вновь начал проваливаться в бездонную черную пропасть…

Окончательно проснулся Александр Юрьевич на рассвете, тяжело разлепив глаза и чувствуя, что вернулся из путешествия по тому свету. Он осоловело поглядел вокруг, с трудом узнавая ставшую уже привычной келью. Потянулся к стакану с минеральной водой. Жадно выпил, не ощущая вкуса, и вновь повалился на подушку.

– …Ты под наркозом, что ли? – услышал Сивере сквозь сон голос Прозорова. – Так и есть. Где это ты, брат, налимонился в хлам? Вставай, чай стынет.

Александр Юрьевич приподнял голову, затем сел на койке, закутавшись в одеяло. Отчего-то сильно ломило виски. Герман расхаживал по келье, попутно стачивая маленькой пилкой ногти. Сигара как обычно дымилась. Поднимался пар и над стаканом чая в серебряном подстаканнике. Рядом на тарелке лежали бутерброды с ветчиной и сыром. И – что было совсем непонятно, Сивере даже похолодел, вспомнив свой сон, – большие садовые ножницы…

– А где Дембовичи? – спросил Александр Юрьевич, украдкой ощупывая свою грудь. Все на месте, сердце бьется по-прежнему. Чертовщина какая-то.

– Откуда я знаю? – удивился Прозоров. – В трапезной я их видел, а куда потом пошли – плевать. Ты к завтраку не соизволил появиться, вот я и притащил хавчик. Лучше бы спасибо сказал.

– Спасибо, – вяло ответил Сивере, дотянувшись до стакана. – Ты опять дверь отмычкой открыл? А откуда здесь ножницы?

– В коридоре под твоей дверью валялись. Может, этот придурковатый племянник обронил? Он вчера в оранжерее цветы подстригал, я видел. Только какого дьявола его сюда занесло, в другой конец гостиницы? Впрочем, с дурака спрос… – Герман махнул рукой и выпустил струйку дыма. – А может, ты водки хочешь?