Александр Трапезников - Тайны «Монастырского приюта»

– Все кончено, все полетело в тартарары!..

– Э, чего огорчаешься? – крикнул ему комиссар, попыхивая трубкой. – Плесни мне вина.

– А мне не надо, – сказал Макс. – Я твою кислятину пить не могу. Я шнапс люблю.

– Потому что ты генетический немец, – заметил Куруладзе. – Подавайся на историческую родину, здесь скоро наступит экзетус леталис.

Комиссар любил разные хитрые словечки. Все-таки когда-то он заканчивал университет в Москве.

– Нет, ну как же они могли так глупо разбиться? – всплеснул руками Тошик.

– Так низко пасть, – поправил его Куруладзе. – Сик транзит глория мунди [1] Так проходит мирская слава (лат.). .

Эти его слова и услышал Сивере, разыскивающий комиссара по всему монастырю.

– Чья слава прошла? – спросил он. – А где, кстати, фуникулер? Выглянул за ворота – а кабины нет.

– Фью! – присвистнул Тошик Полонский, предлагая Александру Юрьевичу стакан вина. – Ищите на дне ущелья.

– А заодно и Вазгена с Мушни, – добавил Куруладзе. – Жаль, хорошие были ребята. Хоть и сволочи.

– А что случилось?

– Мотор вроде бы починили, – отрывисто пояснил Тошик. – Решили испробовать. Сели в кабину, а на середине пути она возьми и сорвись. Я даже глазом не успел моргнуть.

– Я успел, – заявил Макс.

– Думаю, они просто хотели смотать удочки, сбежать как крысы с тонущего корабля, – заметил Куруладзе. – Но судно еще долго протянет. Правда, матросов поубавилось.

Александр Юрьевич тщательно переварил полученную информацию. Выходит, произошла авария, несчастный случай или – что там еще может быть? – преднамеренная поломка, но факт остается фактом, фуникулера больше не существует, как и двух подозрительных горцев, а путь к монастырю теперь отрезан. Если только не придет помощь извне. Но на это рассчитывать трудно, пока в городе идут столкновения. Вывод: они заперты в «Монастырском приюте» надолго, если не навсегда. Остается лишь относиться ко всему с философским спокойствием.

– Комиссар! – произнес Сивере. – Там у нас на этаже что-то странное произошло. Я отдыхал и услышал какие-то выстрелы в соседнем номере. Не хотите взглянуть?

– Можно, – согласился Куруладзе. – Вот только вино допью. Впрочем, я уже догадываюсь. Где вы – там трупы.

Минут через пятнадцать они все вместе отправились в придел на втором ярусе, где находились жилые кельи. В номер к тетушкам можно было не стучать, поскольку дверь оказалась приотворена. На полу одна на другой лежали старушки; Алиса с недовязанными носками, а Лариса – с шарфом в руках. Головы их были прострелены и обезображены. Все вокруг, включая зеркало, было забрызгано кровью и мозгом.

Макс нагнулся и подобрал гильзу.

– От «ТТ», – сказал он, зачем-то принюхиваясь.

– Значит, спали? – сурово спросил Куруладзе, обращаясь к историку.

– Спал, – признался Сивере. – Но, по правде говоря, уже успел сюда заглянуть. Жуткое зрелище. Хотите версию?

– Валяйте, – кивнул комиссар.

– Дело было так. Эти двое – Вазген и Мушни – ограбили старух, затем завели фуникулер и хотели смыться. А кабина-то и оборвалась. Как вам, комиссар, нравится?

Куруладзе поглядел на иронично улыбающегося Сиверса.

– Для спокойствия постояльцев придется принять именно эту гипотезу, – согласился он.

Сивере, находясь в каменном мешке, в «Зазеркалье», не смог разглядеть убийцу тетушек. Не мог он и понять, кому была выгодна их смерть? Но очевидно, кто-то опасался этих безобидных на первый взгляд старух. Однако ведь и они тоже кого-то выслеживали.

Глядя, как сыновья То шика Полонского заворачивают тетушек в холщовые покрывала, Александр Юрьевич пожалел суетливых покойниц. Что же все-таки привело их сюда, в «Монастырский приют», оказавшийся для них действительно последней земной обителью? Ответа у него не было. Итак, оставалось одиннадцать постояльцев, включая его самого, а также хозяин гостиницы с женой, двумя сыновьями и племянником и комиссар Куруладзе с помощником. Всего восемнадцать человек. И среди них – убийца. Или убийцы?

…Обед проходил в тягостном молчании. О смерти тетушек Алисы и Ларисы, а также о крушении фуникулера с людьми уже было известно всем. И все понимали, что звуки разыгрываемой в горах трагической симфонии приближаются к самому высокому накалу.

– Продуктов должно хватить на несколько недель, – заметил Тошик Полонский. – Но с этого дня придется быть поскромнее в пище.

– А с вином как? – спросил Прозоров. – Главный вопрос.

– Этого добра запасено на пару лет. В монастырских бочках.

– Отлично! – крякнул Багрянородский. – Я остаюсь. А вы как хотите.

Но его шутке никто даже не улыбнулся. Молчание затягивалось.

– Извините, я сбился со счета, – пробормотал Багрянородский, словно бы серьезно, а может быть, вновь замысловато издеваясь. – Так сколько за эти дни погибло людей? Ну, если хотите, не погибло, а удалилось?

– Одиннадцать или двенадцать, – подсказал Тошик Полонский. – Ужасное время. Не сезон. Надо было вам приезжать летом.

– Афонины, – начал считать Прозоров. – Потом эти… Комамберовы. Две старушки.

– Матвей Матвеевич, – напомнил князь Романов.

– Мой муж и ваша дочь, – добавила Оленька Дембович, глядя в упор на хозяина гостиницы. – И двое в фуникулере. Дюжины нет.

– Верно, – согласился Тошик. – Недобор. Кофе будете?

От кофе не отказался никто. Готовили его здесь превосходно. На раскаленных камнях.

Что больше всего поражало Александра Юрьевича во всем происходящем кошмаре, так это то, что никто, и он сам в том числе, уже перестал чему-либо удивляться.

Чашка кофе оказывалась важнее внезапной смерти соседок за столиком; найденные трупы менее значимы, чем послеобеденная прогулка вдоль стен монастыря. А интересовало ли сейчас кого-либо, что вообще творилось за стенами приюта, во взбудораженном и загаженном информационной войной мире? Черт с ней, с глобализацией, но даже и частная жизнь постояльцев, оставленная ими где-то вдали от гостиницы, похоже, уже перестала их занимать.

Прозорова, например, сейчас большего всего волновало то, что кто-то подворовывает его сигары.

– Тают на глазах, – заявил он Сиверсу, прогуливаясь с ним вдоль монастырских стен.

– Это не я, – отмахнулся Александр Юрьевич, принюхиваясь к характерному запаху. Кто же все-таки курил там, в «Зазеркалье»? Сам Прозоров или сигарный вор?

– Думаю, это Багрянородский, – предположил Герман. – Из вредности тащит. Как, кстати, его имя?

– А хрен знает. Не помню. Ты ему в морду дай, за сигары.

– И дам. Но я думаю, это ты тащишь.

– Всего пару раз.

А в воздухе действительно как-то слегка попахивало дракой. Было такое ощущение озлобленности, неприязни друг к другу. Словно свернули газовый вентиль, а спички уже вынули из карманов. И драка на самом деле произошла, причем с неожиданными ингредиентами.