Григорий Глазов - Смерть не выбирают (сборник)

– Времени нет, так что я одновременно буду обедать и заниматься вами, – жестко сказала Елена Павловна, отодвигая на столе бумаги, чтобы освободить место для тарелок – на одной стакан с очень крепким чаем, на другой – плавленный сырок и два бутерброда с колбасой. Все это из буфета только что принесла секретарша.

"Ну и обед!" – подумал Лагойда, сидевший в правом кресле и осторожно взглянул на Назаркевича, который расположился в таком же слева от стола.

Назаркевич мысленно усмехнулся: "Как она может есть такую колбасу, сплошное сало?!".

Кубракова подняла глаза на Назаркевича, мол, в чем дело, но покороче.

– Я хотел бы завтра поехать в Богдановск. Утром туда, вечером обратно.

– Что там? – резко спросила она.

– На мехстеклозавод, договориться о ретортах.

– Вы считаете, вам это еще нужно?

Он не ответил.

– Я тоже завтра еду в Богдановск, – она сделала паузу.

Молчал и Назаркевич.

Чувствуя напряжение, внутренне сжался Лагойда.

– Вы можете поехать со мной. Я еду своей машиной, – наконец, не выдержав, предложил Назаркевич.

– Мне надо быть там в половине девятого, – сказала Кубракова.

– Выедем в шесть утра.

– Буду ждать вас у подъезда, – она пошла проводить, а скорее выпроводить Назаркевича из кабинета, сдвинуть ригель на замке, захлопнуть дверь и вернуться к ожидавшему в кресле Лагойде, зная что уже никто, даже секретарша не войдет в кабинет.

У порога Назаркевич, помявшись, глухо сказал:

– Вот то, что вы просили, – он протянул ей два листа бумаги с машинописным текстом, соединенные скрепкой.

– Это потом, – она взяла страницы, распахнула дверь и сказала секретарше: – Света, зарегистрируйте и сложите в мою папку для доклада директору. – Она стояла в проеме, а Назаркевич уже в приемной. – Разговор, который мы начали полторы недели назад, завершим завтра в дороге, – и усмехнувшись, захлопнула за ним дверь…

Между тем Лагойда, ожидавший ее, думал, "Автобусом ей трястись четыре с половиной часа. А Серега докатит ее за два с половиной, ездит он лихо". От этих мыслей его отвлекли шаги Кубраковой, возвратившейся к столу. Он напрягся.

– Что у вас? – не садясь, хмуро спросила.

– Хотел с вами поговорить… Все-таки… Я…

– Лучше письменно. Тут нужен документ, надеюсь, вы это понимаете? До свидания.

С утра телефон в приемной не умолкал. Света, отрываясь от пишущей машинки, отвечала:

"Еще не вернулась".

"В командировке… Нет, в Богдановске"…

"Не знаю"…

"Хорошо, вернется – передам"…

"Телефонограмма? Диктуйте"…

"В отъезде"…

"Я без нее рыться в бумагах не стану"…

"Почему не знаю? В Богдановске"…

"Это вы спросите у нее"…

И остальное – в том же духе. Приблизительно такими же были ответы секретарши на вопросы сотрудников, заходивших в приемную в надежде прорваться к Кубраковой, чтоб решить какое-то дело, поскольку знали, что замдиректора по науке в "футбол" не играет, а при всей сложности своего характера всегда решает, и люди, выходя от нее – довольные или недовольные – удовлетворены уже тем, что Кубракова расставляет им все точки над "i".

Истекал второй день с момента отъезда Елены Павловны в Богдановск. Свету это нисколько не тревожило. Она хорошо знала свою начальницу. "Задержалась? Значит так нужно", – спокойно рассудила Света. Около пяти часов позвонил Яловский.

– Света, Елена Павловна у себя?

– Нет, Альберт Андреевич, она еще не приехала.

– Что это она в Богдановске засиделась? – риторически спросил он и повесил трубку…

В начале седьмого Света ушла домой. В девять накормила и уложила сына. Затем хлопотала на кухне – готовила обед на завтра. Клокотала закипевшая вода в кастрюле, где варилась свекла, Света мыла мясо, чистила картошку, шинковала капусту. Муж – диспетчер на электростанции – в эту ночь дежурил. В половине двенадцатого раздался телефонный звонок. Так поздно позволяли звонить двое: муж, чтобы спросить о сыне: "Как Вовка?", либо в экстренных случаях Елена Павловна, чтобы дать какое-то срочное поручение на завтра.

Света сняла трубку.

– Светочка, извините, что так поздно, это Ольга Степановна, – узнала она голос матери Кубраковой. – Вы не знаете, когда Леночка должна вернуться? Сказала мне что едет в Богдановск на один день. А сегодня уже второй истек. Я беспокоюсь.

– Не волнуйтесь, Ольга Степановна. Елену Павловну что-то могло задержать. Я думаю, завтра приедет.

– Она не звонила вам?

– Нет.

– Мне тоже. А обычно звонит, справляется, ведь у меня высокое давление. Не заболела ли она там? С кем она поехала?

– С Назаркевичем на его машине. Я завтра узнаю и перезвоню вам.

– Пожалуйста, Светочка. Я не хочу ему звонить, вы ведь знаете, у них сложные отношения.

– Хорошо, Ольга Степановна.

– Спасибо, милая… Как ваш сынок?

– Все в порядке.

– Я не разбудила его своим звонком?

– Ну что вы! Он за день так набегается, что спит без задних ног.

– И слава богу. Спокойной ночи…

Ночью прошел короткий нешумный дождь, выпав из случайной тучи, полосой задел поля, покропил в отдельных местах магистраль, шедшую через Богдановск. К утру все было сухо, на чистом небе сияло солнце, владельцы дачных участков и огородов посетовали, что дождь оказался недолгим, скупым.

На шоссе в эту утреннюю пору было много машин – местных и транзитных, направляющихся в сторону областного центра: легковушки, самосвалы, автобусы, "дальнобойные" трейлеры. На бортовом "ЗИЛе", загруженном ящиками с огурцами, спиной к кабине сидело два грузчика. Они курили, иногда перебрасывались словами, а больше молчали, глядя на автомобильный поток, двигавшийся следом.

– Сегодня чего у нас, день-то какой? – спросил один, с худым заросшим лицом и воспаленными глазами.

– Среда вроде. Завтра аванс, – ответил напарник.

– Слава Богу.

– Пропился, небось? Ночевал-то где?

– В машине. В четыре утра еле дополз. Здорово врезали. Чердак гудит, похмелиться бы, да не за что.

– Значит – терпи…

И снова умолкли. Впереди пыхтел тяжелый дизель, обдавая удушливыми выхлопами сгоревшей солярки.

– Ну, сука, отравит же! – сказал небритый. – И так мутит. Постучи Вовке, пусть обгонит, не то сдохну или все огурцы заблюю.

– Какое там! Посмотри, что на встречной полосе! Не высунешься… Вон, гляди, один резвунчик уже сколько пробует, да все никак, только зря тыркается, – и он указал на красный "жигуленок", шедший сзади через три машины, водитель его делал уже несколько попыток пойти на обгон, но всякий раз встречные машины загоняли его обратно.

Где-то у пятнадцатого километра "жигуленок" оставил надежду обогнать, вовсе свернул в правый ряд и двигался параллельно, но чуть сзади. Небритый грузчик уже мог разглядеть за рулем человека, почти на глаза натянувшего белую с зелеными клиньями каскетку с большим солнцезащитным козырьком, а внутри салона смутный силуэт женщины.