Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»

Достаю бутылку коньяка, которую успел купить дорогой. Как же не хватало мне все эти годы домашнего уюта, «мирского» дружеского застолья, крова над головой. И какие вокруг меня хорошие, добрые люди.

— Край у нас благодатный, — улыбаясь, говорит Володин батя. — Воткни в землю былинку — яблоня вырастет, а от нее — сад. А рыбы в нашей речушке столько — и сазан, и таранка… Оставайся, Валентин. Пропишем, на работу устроим.

Да, места благодатные. Чего мне еще искать.

На другой день идем с корешем в милицию — оформлять прописку.

— Биография у вас не из важнецких, — познакомившись с моими документами, сказал начальник уголовного розыска. — Как сами-то мыслите, не потянет на старое?

— С прошлым решил порвать, товарищ начальник.

— Ну, коли решили… Да я и сам думаю, после такого срока на старое не потянет. — Он посмотрел мне прямо в глаза, от чего стало как-то не по себе. — Разрешение на прописку я дам. И с работой поможем. Только уж постарайтесь не подвести.

Первый в моей жизни рабочий день на воле. С этого дня я слесарь ремонтной бригады Сельхозтехники. Опасался, что не справлюсь — надо бы с ученика начать. Но такой должности здесь нет, ребята сказали, что подучат. Получилось, хотя не сразу.

Работа разъездная. Ездим в крытом грузовике — «походке», обслуживаем совхозные бригады.

Не поверите, но неожиданно обнаружил в себе талант «доставалы» (или «выбивалы» — не знаю, как точнее назвать). А заодно — юмориста наподобие Васи Теркина.

Вот как это случилось. У нас в объединении была «напряженка» с водопроводными кранами и трубами. Меня вместе с шофером отправили за ними на краевой склад.

Приезжаем, а там не меньше трех десятков машин — стоят и ждут своей очереди под погрузку. За день тут явно не управишься. А трубы нужны позарез, из-за них бригады на простое.

«Пошли в магазин», — говорю Славе. Покупаю три шоколадки, беру у него папку с документами. — «А теперь — следуй за мной». — И, расталкивая плечами толпу, направлюсь к конторе.

— Куда ж вы лезете без очереди, — возмущаются те, кого мы оттеснили.

— Пардон, товарищи, пресса из Одессы. У нас с товарищем срочная командировка. Попрошу не возмущаться.

Пока люди разобрались, что это шутка, мы со Славой стояли уже перед красотками, которые выписывают бумаги на получение материала со склада.

— Минуточку, девочки, могу я видеть Тамару Васильевну? — задаю им с ходу вопрос.

— У нас такая не работает, — с удивлением отвечает одна из них.

— Тогда это вам.

Я кладу на стол шоколадки и продолжаю:

— Мой приятель прибыл из славного города Одессы. Если можно, уделите ему капельку внимания.

Девчата смеются. Я оставляю Славу оформлять накладные, а сам выхожу из конторы.

— Понимаете, нет Тамары Васильевны, — картинно развожу руками перед толпой, — главбуха из треста.

— Да куда ж она запропастилась? — спрашивает кто-то с иронией, явно мне подыгрывая.

— А вы поговорку такую слышали: когда в НКВД говорят «садитесь», не принято как-то стоять. А коли сесть постесняешься — все равно заставят.

— Ясно, — смеются мужики. — Ну дает одессит. Артист, да и только.

Выходит из конторы Слава, весь сияющий.

— Все в порядке, Василь Иваныч? — спрашиваю его, продолжая разыгрывать роль одессита. — Тогда поспешим, не то Лаврентия Палыча не застанем на складе, в пивную уйдет, а там, глядишь, тоже сядет.

Опять мужики гогочут, — много ли им надо, клюют и на плоские шутки. И вот так смехом, погрузили машину труб и кранов.

Нет, в самом деле: видать, погубил я в себе талант толкача-снабженца. А может и артиста, кто знает…

Возвращался в станицу в приподнятом настроении, оттого что сумел сделать что-то полезное людям, которые трудятся с тобой рядом. Прежде такого чувства не доводилось испытывать.

Настроение испортил мне Слава. По дороге он остановился в каком-то поселке, чтобы продать частникам дефицитные медные краны.

— Они у нас, что, лишние? — вырвалось у меня.

— Не бойся, по накладным все будет о’кэй.

— Как понять?

— Да очень просто. Пока трубы грузили, я прихватил лишний ящик краников.

Вот оно что. Оказывается, мой напарник нечист на руку. Ну, думаю, дела. Оказывается, и тут воруют. Правда, не из нагрудного или брючного кармана, а из широкого государственного. Но разве это меняет дело. После работы, гляжу, мои бригаднички — кто пару досок «казенных» с собой прихватил, кто штакетинок для забора, кто мешок комбикорма — поросят кормить. Тащат все, что плохо лежит. У них даже поговорка такая: все вокруг колхозное, все вокруг мое. Сваливают это добро в «походку», а она развозит вечером по хатам.

— Валентин, а тебе что — для дома, для семьи ничего не надо? — спросили как-то ребята, видя мое равнодушие ко всем этим вещам.

— Да нет у меня пока ни того, ни другого, — отвечаю.

— Ну, погоди, наступит лето, и тебе будет чем поживиться. Сады, бахчи, помидоры — все наше.

Вот так потихоньку да помаленьку растаскивают государственное добро. А если всю эту «мелочь», что они прикарманивают, сложить вместе, ох и здоровая будет куча. И никто этих «несунов» не судит. В худшем случае, пожурят как нашкодивших школяров. Я же — вытащу кошелек из кармана: и пусть в нем окажется пятак, все равно, если поймают, самое малое дадут три года.

Не сегодня — тогда еще лезли мне эти мысли в голову, и от них становилось как-то безрадостно. Несправедливо устроен мир.

А тут еще меня очень огорчило, что не смог разыскать Нину.

На мой запрос адресный стол ответил, что такая в Москве и области не проживает. Рухнула надежда создать семью. Настроение испортилось.

Володька пытался посватать меня к какой-то женщине, но мне на нее и смотреть не хотелось.

Сам не знаю — то ли мысли о «несунах» повлияли, то ли вообще дурное настроение, но вдруг меня стало неудержимо тянуть воровать. Хоть умри, но тянет.

Удивительно, ведь всем я обеспечен, одет, обут, сыт, летом навалом дармовых фруктов и овощей, работа неплохая. Нет, скорей всего, действует многолетняя сила привычки. От нее руки чешутся. Не в коня корм, видно. Неужели заболел клептоманией: по крайней мере так порой объясняют поведение карманного вора некоторые психиатры.

Пытался, правда, бороться с собой. Во время одной из наших дальних ездок с ремонтной бригадой встретил «своего» — москвича Юру по кличке «Китаец», которого судьба тоже забросила в эти края. Он хорошо знал Пушкиных, Нину Вакулу и Чоха, обо мне тоже слышал. Китаец рассказал мне «по секрету», что нашел «трассу», где можно неплохо «поработать». В пятнадцати километрах от их станицы, в городе Славянске, по выходным собирается большой «толчок», и автобусы идут туда переполненные. Китаец «трудился» на этой «трассе» один. Посетовал, что трудновато, и предложил мне пойти в подельники. Очень хотелось, и все же я нашел в себе силы отказаться.