Анна Данилова - Дом на берегу ночи

Что ей от меня нужно?

— Послушайте, Варвара, что произошло? Почему вы здесь? Вы хотите развода? Хотите выйти замуж за Власова? — Она проговорила это дрогнувшим, ослабевшим голосом.

— Вы что, меня не понимаете? — возмутилась Варвара. — Я тут перед вами распинаюсь, а вы? Спрашиваю вас: зачем вы мне угрожали прокуратурой? Между прочим, я вспомнила, что и у меня тоже есть знакомые в прокуратуре. И не последние люди! И я тоже могу позвонить, куда надо, и рассказать кое-что о вашем муже. Думаете, я слепая или глухая и ничего не вижу и не слышу? Да у Виктора Владимировича рыльце в таком пуху, вам даже и не снилось!

— Да о чем вы?!

— О вашей сестре, которая позвонила мне и приказала убираться из Сосновки, иначе она подключит все свои связи, и у меня будут неприятности… Да меня чуть ли не убьют! И шубы мои отнимут! Я что, их украла? Да я отработала их, ублажая вашего мужа! Пусть я уйду, вернее, я уже ушла, как тут не уйти после такого звонка. Я человек миролюбивый, никого, повторяю, не трогаю, зла никому не желаю… Но мне элементарно обидно! И я требую объяснений! К тому же я еще не знаю, как Виктор Владимирович отнесется к тому, что произошло, я имею в виду к моему уходу. Думаю, я нанесла ему травму… Он привязался ко мне. Я понимаю и ваши чувства, у вашего мужа — любовница. Но я у него, быть может, тысячная! И почему именно я?

Оксана слушала ее, часто моргая и не в силах осознать происходящее. О чем она говорит? О какой еще сестре?

— Послушайте, милочка. — Она резко перебила нежный, даже какой-то жирненький голос Варвары. — У меня нет никакой сестры, это вам ясно? И никто от моего имени вам не звонил. Вернее, я никого об этом не просила. Да, мой муж уже давно живет своей жизнью. И я с этим смирилась. Но он по-прежнему остается моим мужем, и я, даже находясь в этом странном и унизительном для меня положении, пытаюсь о нем заботиться… И если вы жили в Сосновке с Витей, то наверняка видели, какие сумки с продуктами я ему отправляю. Конечно, я подозревала… Да нет, чего уж там! Знала, что приготовленные моей Любашей блинчики и отбивные Виктор Владимирович поедает в компании другой женщины… Даже представляла себе, как они, вернее, вы с ним смеетесь над такой вот моей заботой… Но я поступаю так, как считаю нужным… Повторяю, Витя — не чужой мне человек. К тому же и он тоже по-своему заботится обо мне, переводит на мой счет деньги, содержит меня!

— Тогда вообще не понимаю, что вам от меня нужно?

— Варвара, я ничего не предпринимала и никого к вам не посылала!

— Тогда кто? — Варвара нахмурилась. — Что же это получается? У него есть еще кто-то, какая-то женщина, которая захотела, чтобы я ушла от него? Вы случайно не знаете, кто она такая?

— Варвара!

— Ох да, извините… Выходит, я напрасно сюда пришла и просто лишний раз потрепала вам нервы… Ну, тогда вы уж меня извините… Я пойду…

Она встала и, бормоча про себя, направилась к выходу. Потом повернулась к Оксане:

— Вот не дай бог оказаться на вашем месте! Честное слово…

Оксана встала и налила себе холодной воды, выпила залпом.

— Люба!

— Да здесь я. — Любаша уже стояла рядом.

— Ты слышала?! Нет, ты слышала?!

— Вы уж извините меня, Оксана Дмитриевна, но я тут поблизости была и кое-что услышала…

— Люба, как все это понимать?! Мало того, что я терплю постоянные измены Виктора. Так теперь еще какая-то «прости-господи» заявляется ко мне в дом и начинает права качать, выговаривать мне свои обиды!

— Тяжело все это говорить, Оксаночка Дмитриевна, но она-то думала, что это вы через подставное лицо угрожаете ей, хотите, чтобы она оставила Власова, а поскольку это не вы, то получается, что у нашего Виктора Владимировича есть еще одна женщина. И женщина эта считает, что она имеет право на него. Совсем запутался Виктор Владимирович… Вы вот меня, конечно, не послушаете, а я вам так скажу — не пара вы. Я давно вам говорю, но кто я такая? Просто мне вас очень жалко. Бог с ними, с деньгами! Они у вас и так есть. Вон, сколько площади на рынке вы сдаете в аренду, и все это оформлено на ваше имя. Так что, если даже вы и разведетесь с Виктором Владимировичем, все равно с голоду уж точно не умрете. И дом он оставил вам, и сбережения у вас имеются. Вы встретите еще свою судьбу, выйдете замуж и, кто знает, может, удастся еще и родить! Возможно, бог вам не дал ребенка, чтобы вы родили его для другого мужчины… Послушайте простую женщину. Ну кто еще вам скажет это в лицо? У вас же и подруг-то нет. Все одна да одна. Вон книжки умные читаете, кино смотрите, в театры ходите… В Москву специально ездите, чтобы постановки модные посмотреть, и что? Разве в спектаклях этих не можете найти ответ на свои вопросы? Жить надо, Оксана Дмитриевна, понимаете? Жить, значит, двигаться вперед, не стоять на месте. Вы должны бывать на людях. У вас вон сколько нарядов-то! Поезжайте куда-нибудь за границу, на курорт… Отдохнете, наберетесь сил…

Оксана стояла, глядя на растущие под окном цветы, и плакала.

— Понимаешь, Люба, я все ждала, что он опомнится, что поймет, кто ему настоящий друг. Что вспомнит, какая у нас с ним была любовь, как мы понимали друг друга… Но все проходит… Знаешь, Люба, что-то тревожно у меня на душе. Нехорошо. Ты бы позвонила Егору, пусть приедет за продуктами… Ты же перцы фаршировала, я знаю, и пирожки испекла. Может, ты поедешь вместе с Егором? Разведаешь обстановку… Вдруг там, в том доме в Сосновке, поселилась уже другая его пассия?

— Оксана Дмитриевна! — не выдержала Люба. — Да что же это за характер у вас? Пассия! Слово-то какое интеллигентное! Ох, Оксана Дмитриевна, вы точно не от мира сего… Вас бьют, а вы подставляете и подставляете свои щеки! Какие, к черту, перцы! Пусть хлеб один ест или пельменями покупными питается!

— Люба! Прекрати!

— Да вы и понятия не имеете, с кем жили… — Люба с трудом заставила себя замолчать, чтобы не сказать лишнего. — Ладно, как скажете. Могу и я поехать. Мне-то что?

— Постой… И я тоже с тобой поеду… Ты звони, звони Егору, скажи, чтобы приехал за нами… У меня же есть теперь причина с ним поговорить, я расскажу ему про эту Варвару, пусть знает все… Сделаю возмущенное лицо, скажу, чтобы он приструнил своих баб… Хоть увижу его, поговорю… Знаешь, я лучше сама позвоню Егору, а ты давай, где там твои пирожки, контейнеры? Укладывай все! Сейчас поедем. Даже если его нет дома, подождем там, во дворе… А я пойду приведу себя в порядок. Где мои щипцы для завивки, не знаешь?

— В ящике тумбочки, на месте, где им еще быть, — вздохнула Люба и, ворча, принялась собирать сумки.

— Я проснулся и не сразу понял, где я и с кем, — начал свой рассказ Федор. — Мы много выпили, я раньше вообще никогда столько не пил…

— Давай сразу определимся с датой. Когда это было?