Анна Данилова - Дом на берегу ночи

— Но ты же не маленькая девочка!

— Я подумала тогда, что это кольцо я смогла бы продать, а на вырученные деньги купить себе зимние сапоги или поставить в кухне новое окно, потому что там щели и осенью снова начнет дуть ветер… Я просто цап-царап, хвать кольцо, да и все!

Он сам отвез меня к моему дому, из чего я поняла, что он уже знает мой адрес. Я вышла из машины, и он вслед мне еще раз сказал: ты очень красивая, Лика.

— И что было потом?

— Он целую неделю меня не беспокоил. А потом позвонил мне на сотовый, сказал, что у него для меня есть подарок.

Понимаете, у меня в жизни появилась тайна. У меня в портфеле лежала драгоценная коробочка, о которой пока никто не знал. И мне это было очень приятно, не знаю, как вам это объяснить… Взрослый мужчина, который старше меня на много лет, который внешне очень даже симпатичный, обратил на меня внимание, и это при том, думала я, что у него огромный выбор и возможности — весь город принадлежит ему.

— Глупая-а-а… — покачала головой тетя Лена.

— Вот так все и началось… Кольцо, потом корзинка, полная клубники, а еще — большая конфета в золотистой обертке, раскусываешь ее, а в ней — настоящие золотые монетки! Таких сюрпризов было очень много… Я перестала спать, я постоянно думала о Власове. Между тем он ко мне даже не прикасался! Однажды он привез меня в какой-то дом в лесу, где все было очень красиво, в камине пылал огонь, был накрыт стол… Но и тогда он меня не трогал. Мы с ним просто разговаривали, он рассказывал о себе, а затем признался, что потерял голову от меня, что сходит с ума от любви ко мне, что не спит и не знает, что ему делать… Он не может заниматься государственными делами…

— Эка он!

— Да. Что он понимает, что я очень молода, и что между нами ничего не может быть, но что он страстно меня любит и даже готов жениться на мне, когда я подрасту… Он знал, что у меня есть сестра, и он очень боялся, что она узнает о наших встречах. Я пообещала ему, что буду молчать, что и сама побаиваюсь ее. А потом, там в лесном доме, он дал мне выпить вина… Вернее, я сама выпила. Я до этого никогда спиртного не пила, я не знала, как действует вино, пила, как воду, чтобы утолить жажду… И все остальное было уже как во сне…

— Лика, моя Лика… Он изнасиловал тебя?

— Что вы! Нет, конечно. Но никакой радости мне это не принесло, это точно. Просто я была пьяна, к тому же как бы подготовлена, не говоря уже о том, что меня не покидало чувство, что должна этому человеку. Глупо, правда? В сущности, он сам все это затеял…

— Ты до сих пор с ним?

— Ну, да… И с ним, и без него… Трудно тебе это объяснить, да я и не надеялась на понимание. Не для того приехала сюда… Просто мы с ним зашли очень далеко. Очень… Ни к чему тебе все это знать…

Я понимала, что ни в какую Москву он меня, конечно, не возьмет. И что деньги в скором времени перестанет мне давать, потому что я ему надоела… Все надоедает. Даже маленькие и капризные девочки… Но и отпускать меня он пока не собирается. Значит, надо самой принимать решение. И я бы ушла, я и уйду, очень скоро, уеду, но только мне нужно с него получить деньги, большие, на квартиру в Москве. Двухкомнатную. Ему это вообще ничего не будет стоить, я хочу сказать, что для него это не деньги… Я знаю, сколько казенных денег он тратит на самолет, охоту, рыбалку с друзьями, летает туда-сюда, в разные там угодья, заповедники, в Карелию… Летает, словно это его собственность. Да ему и по рангу не положен самолет. Просто он закружился в своих удовольствиях. Я не удивлюсь, если он всем пресытится скоро и примется за наркотики.

— Хорошо, я все поняла, не в лесу живу, кино смотрю… Все ясно, кроме одного: неужели никто в городе ничего не знает о ваших отношениях? Это же подсудное дело!

— Нет. Власов очень осторожный человек. Что же касается его жены, то у него с ней свои договоренности. Она за деньги всегда будет молчать, никогда рот не откроет. Вся такая оскорбленная, обиженная, а гордости — ни грамма. Берет денежки… А могла бы, к примеру, выучиться и пойти работать, как моя Ольга.

— Так, а сейчас у тебя что? Где ты была? С ним? Не ко мне же ты приехала.

— К тебе, теть Лен. Поговорить-то надо с кем-нибудь, да не с чужим… Ольге не могу ничего рассказать. Пока не могу. А потом все равно все расскажу… Беременная я.

— Матерь Божья!

— Завтра Власову скажу, спрошу, что делать будем.

— Лика, но ты же сама — дите! Да и он, как я поняла, жениться не собирается. Какой срок?

— Два с половиной месяца уже. Завтра вот все ему расскажу, попрошу денег, скажу, что мы с сестрой уедем и со мной никаких проблем не будет… Ольга, конечно, покричит, даже ударить может, пощечину влепить, но потом успокоится, и мы уедем. В Москву. Начнем все с чистого листа. Я работать пойду. Все равно куда. Ольга в Москве тоже не пропадет, она хорошая пианистка, а в Москве ресторанов этих — тыщи! Вот такой план у меня…

Глаза у нее слипались, она с трудом проговаривала слова.

— Вот вам город… Один разврат… — тихо проворчала тетя Лена, перекрестилась, помогла Лике подняться и отвела в спальню. Уложила в постель, укрыла одеялом. Перекрестила.

— Теть Лен, у него выборы скоро, если денег не даст — все расскажу Гарину, это его конкурент, кандидат в мэры… У меня все доказательства есть, видео… Я хорошо подготовилась… Так что выложит он денежки, выложит… И уедем мы с Олей…

Дыхание ее выровнялось, она заснула.

— Вот что значит расти без родителей, без присмотра… Да, рано вы ушли, мои дорогие, — обратилась она к висящему в большой комнате на стене выгоревшему снимку, на котором была изображена пара — молодые мужчина и женщина, родители Лики и Ольги. — Были бы вы живы, мои дорогие, все иначе бы сложилось…

Она вернулась на кухню и принялась мыть посуду.

Пора было ставить последнюю точку и уезжать. Она позвонила Барсову, хотела пригласить его в кафе-мороженое «Баскин Роббинс», но он извинился и сказал, что обедает в «Русской тройке», и попросил ее подойти туда.

«Русская тройка». Воздушный, хрустальный мост из настоящего в прошлое, в уютный ресторан с черным роялем в углу небольшого зальчика, задрапированного малиновым бархатом. Желтоватые клавиши, чистый звук, извлекаемый ими из струнного недра, тихие ленивые аплодисменты пианистке, фарфоровое позвякивание посуды, приглушенные шаги официантов, запахи духов, еды, кажущиеся рубиновыми наполненные вином фужеры на столиках… Восхищенные взгляды Максима Григорьевича, сделавшего перерыв в своей работе и оставившего свои сковородки и кастрюли, чтобы хотя бы издали, приоткрыв дверь кухни, послушать ее игру… Эти контейнеры, заполненные вкусной едой, от души, от доброго сердца. Он знал, что Ольга одна воспитывает сестру, что родители погибли.