Лариса Захарова - Петля для полковника

— Да, я помню, ты говорил о ссуде. Но я не первый год работаю в системе, Киреев. При твоем замахе — это капля в море.

— Доложим свое, все окупится.

— Окупится... Гм... У меня на книжке тысяча триста пятьдесят рублей, оставшиеся от страховки. — Пастухов полез во внутренний карман пиджака и вытащил серенькую, увенчанную государственным гербом книжицу. — Вот, не вру. И другой книжки у меня нет. Веришь на слово?

— Если бы я тебе не верил, я вообще не стал бы обращаться к тебе, — осклабился Киреев.

— Я не могу оставить семью без гроша. Только безоглядные социальные оптимисты утверждают, что черных дней у наших людей нет. Есть! Черные дни, когда нужны деньги, много денег. Те же похороны. Или болезни, или...

— Да не прошу я у тебя твоих денег, — укоризненно сказал Киреев. — Тем более, я повторяю, мы с Лидой договорились: наследство, полученное после мамы, — он судорожно вздохнул, — вложим в дело. Да, одним кредитом не обойтись, если хочешь открыть не просто пельменную.

— Ты так говоришь, будто у твоей мамы был миллион, — усмехнулся Пастухов. — И потом, ты не единственный наследник, ведь есть еще сестры.

— Во-первых, я единственный наследник, — важно проговорил Киреев. — Есть такой закон, Глебушка, если Н. проживал с наследодателем более года, вел совместное хозяйство, он считается единственным наследником. Я жил с мамой все пятнадцать лет после смерти папы. Да и существует нравственный аспект. Сестры должны считаться с тем, что я, мужчина, ухаживал за совершенно больной женщиной, не считаясь с элементарной... щепетильностью...

— Да что твое наследство... — вдруг хмыкнул Глеб. — Что я, не знаю, какая пенсия у генералов?

— А, старичок, тебя волнует, чисты ли деньги, что я намереваюсь вложить в кооператив? Не конфискуют ли?.. М-да, хорошо ты обо мне думаешь, мой старый друг... — Пастухов хотел возразить, но Киреев оскорбленно и великодушно пояснил: — Ты не забывай, папа никогда нe был пенсионером, работал до последнего дыхания. Можно сказать, умер на кафедре. — Киреев на секунду прикрыл глаза в ответ на второй жест Глеба — извиняющийся, горестный, мол, попал впросак. — Ты забыл, что у папы было несколько государственных премий, изобретения, печатные труды? Он был не просто военный инженер, не просто профессор, его работы...

— Что, танки? — заинтересованно спросил Пастухов, очевидно, выискивая возможность сменить тему.

— Да, — Киреев уклончиво повел бровью, — с крыльями...

— О...

— В общем, деньги чистые. Это тебя волновало больше всего? Не думай, я не обиделся. Пойдем, Лида уже накрыла. Крымского коньяка нет, но кое-что найдется.

— Я за рулем. Постой. У меня второй вопрос. Если ты вложишь, помимо ссуды, и собственные деньги, значит, ты должен свои траты компенсировать. Следовательно, твоя доля прибыли будет больше?

Киреев приподнял брови:

— Милый, то, о чем ты говоришь, — завуалированная эксплуатация чужого труда. Я не покушаюсь на коренные установления нашего государства — как тебе могла прийти такая мысль? Мы с Лидой решили употребить доставшиеся нам по наследству средства на кафе лишь потому... Я же объяснил. Чтобы это было достойное дело. А не шалман «Рваные паруса». Да и ничем я не рискую. Всегда могу изъять из оборота свой пай. Конечно, если к тому моменту мы не прогорим. А это зависит и от меня в том числе. Твой второй вопрос?

— Ты рассчитываешь, мы вдвоем потянем?

— Нет, — сразу ответил Киреев. — Я прекрасно знаю, что вдвоем это вряд ли возможно. Нужно еще по крайней мере два человека. И как об одном из компаньонов я думаю о твоем брате.

— О Боре? — удивленно спросил Глеб. — Он не пойдет.

Киреев молчал, сразу стало слышно, как официальный голос теледиктора сообщает о программе передач — Лида обычно включала телевизор с утра, используя труд работников Останкина и Шаболовки в целях воспитания дочки и обеспечения личного покоя.

— Но ведь у него специальное образование, — наконец задумчиво проговорил Киреев. — Он ведь кончал в свое время кооперативный техникум. Я не ошибся?

— Кончал. Было.

— А до этого — как и ты, кулинарное училище.

— Да об этом он давно забыл...

— Ничего, как чистить картошку, при надобности вспомнит. Кстати, где он теперь? Все на комсомоле?

— Давно ушел. Возраст. А сейчас установка — в комсомоле пенсионеры не нужны.

— Сколько Борису?

— Тридцать шесть.

— Да, выбыл из комсомольского возраста. Так где он теперь?

— В кооперативном магазине, в Малаховке, замдиректора. Его устраивает.

— Но все же, может быть, стоит переговорить с ним? Позавтракали бы — и к нему. Тем более сегодня суббота.

— Он может быть и на работе. Но телефона у него нет.

— Тогда поедем. Слушай, Глеб, неужели не понятно: чем брать кого-то, лучше своего.

— Допустим. Кто четвертый?

— А это уж на ваше с Борей усмотрение. У меня готовых предложений нет. Этот четвертый должен, как мне видится, иметь крепкие ноги и руки. В общем, быть экспедитором, подметалой, уборщиком, швейцаром, официантом, если надо — вышибалой.

— Что, спиртное будем продавать?

— Нет, конечно. Мы же кафе открываем. Там нельзя спиртное.

— А посуду кто помоет? Лида?

— Лида моет посуду раз в три дня.

— Вроде бы ты был доволен молодой женой, — сказал Глеб без иронии.

— Недостатки человека суть продолжение его достоинств. Пойдем в гостиную, чтобы ты мог убедиться в последнем.

Глеб убедился, что накрывать на стол Лида умеет. И выглядит не всегда так неряшливо, как сегодня с утра. И девочка, их дочка, довольно мила. Но больше всего Пастухову понравился телевизор. Он висел на стене, экран у него был большим, квадратным и плоским.

— И давно, Виктор, у тебя эта роскошь? — спросил невольно.

— Пришлось купить, когда мама перестала вставать. Ты ведь помнишь, какая она была театралка. Вот так все о ней напоминает. Куда ни ткнись. Посмотришь кругом — все с ней связано!

— Мама и говорит, — вдруг прозвучал детский голос, — меняться нужно, пока бабушку не выписала милиция.

— Лена, смотри телевизор! — строго прошипела Лида.

Киреев развел руками:

— Нынешние дети — особенно поздние, мой случай — склонны размышлять... Свои выводы. А ведь ничего не понимает. С кем меняться, глупышка?.. При чем тут милиция... Бабушку не вернешь. Присаживайся, Глеб. Лида, вы бы поехали с Леной погулять в Нескучный сад. Возьми там, знаешь, на такси и кафешку.

Борис сидел, слушал и улыбался недоверчиво. Да, конечно, газеты он читает, программу «Время» не пропускает, материалы пленумов в системе партучебы прорабатывал. Все так. Перспективы Виктор и Глеб раскрывают широкие. Но словно стена какая-то стоит.

— Вы что, Боря, не доверяете нам? — с пафосом негодования вдруг спросил Киреев.