Сергей Шведов - Шкатулка группенфюрера

– Какая чушь, – проговорил он наконец.

– Ты очень рискуешь, Саша. Обладание этим перстнем уже стоило троим жизни. Игра в молчанку не в твоих интересах. К тому же тебя могут заподозрить в убийстве Кружилина. Ты жених его дочери, которая наследует немалое состояние.

– Сегодня жених, а завтра Ванькой звали, – буркнул Сашка. – Ты не знаешь, Юльку. У нее семь пятниц на неделе.

– И ты решил подстраховаться, украв драгоценность у ее отца. Сколько тебе обещали заплатить за этот перстень?

– А иди ты знаешь куда, – грубо выругался Седов.

– Мне сдать тебя в милицию?

– Это что, шантаж? – взвился актер.

– А почему бы нет? – удивился я. – Мне обещаны за имя убийцы большие деньги, так почему я должен церемониться с каким-то там Седовым, про которого точно знаю, что он вор. Даю тебе десять минут на размышление, ровно столько нам ехать до ближайшего отделения милиции. Думаю, там рады будут видеть убийцу известного бизнесмена.

Я почему-то был уверен, что актер расколется раньше названного мною срока. В конце концов, он не профессиональный Потрошитель сейфов. А смерть Кружилина подействовала на него отрезвляюще. Будучи человеком неглупым, он наверняка сообразил, что угодил в капкан и теперь лихорадочно прикидывает в уме свои шансы на спасение.

– Меня попросил об этом Венька Мандрыкин, – глухо проговорил Седов. – Я не мог ему отказать.

– Карточные долги?

– Да. Я должен ему триста тысяч рублей. То есть не ему, конечно, а его знакомым. Но это очень серьезные люди, и слов на ветер они бросать не будут. Они меня убьют, Игорь, понимаешь.

– На какой сумме вы сошлись?

– Они прощают мне долги и платят триста тысяч рублей сверху.

– Когда ты собирался отдать им перстень?

– Сегодня перед спектаклем. Мандрыкин обещал принести деньги.

– Перстень с тобой?

Седов замялся:

– Но ты хоть понимаешь, что меня могут убить, Игорь!

– Тебя могут убить и после того, как ты передашь им перстень. Слишком много знаешь.

– Ничего я не знаю, – попробовал протестовать Седов.

– Неправда, Саша. Ты видел убийцу Кружилина. Во всяком случае, догадываешься, кто им мог быть.

– Ни о чем я не догадываюсь. Слышишь, ни о чем! – в голосе Седова зазвучали истеричные нотки. – На подавись.

Разглядывать перстень на ходу мне было некогда, и я небрежно сунул его в карман куртки. Я, по-прежнему, не мог понять одного, зачем этим людям понадобился перстень. Почему они охотятся за ним с такой маниакальной настойчивостью. Неужели всерьез верят в его магическую силу? Но это же бред, психическое расстройство и ничего более.

– Куда ты меня привез?

– Не волнуйся, не на кладбище. Вылезай.

Чернов был в офисе. Я бросил перед ним на стол перстень. Резидент Шварц принялся с интересом его рассматривать. Воля ваша, но ничего примечательного в этой золотой цацке не оказалось. Обычный перстень, который мог изготовить любой ювелир. Я взял фотоаппарат и сделал несколько снимков.

– У меня к тебе просьба, Виктор, передай одну из этих фотографий Рыкову. Пусть поднимет прежние дела Кружилина и проверит, не фигурировали ли там драгоценности или какие-нибудь иные предметы с трезубцем.

– Проще показать ему перстень.

– Нет, перстень мы передадим Мандрыкину через полчаса. Буду вам очень благодарен, если вы с Рыковым подстрахуете меня возле театра.

– Ты не очень зарываешься, Игорь?

– Думаю, нет. О Ксении ты успел, что-нибудь выяснить?

– Балованная дочь богатого папы. Во времена оны папа занимал весьма высокий пост в ЦК КПСС, но и после великой криминальной революции не растерялся и отхватил, видимо, при дележке солидный кус. Правда, он погиб в автомобильной катастрофе вместе с супругой. Так что Ксения Васильевна Кружилина, в девичестве Ильина, круглая сирота. Но сирота далеко не бедная.

– А дедушка ее случайно не служил в органах?

– А при чем тут дедушка? – удивился Чернов.

– Видишь ли, я думаю, что история с полковником, снявшим перстень с руки эсэсовского генерала, могла быть подлинной. Возможно, этот полковник не ограничился перстнем. Извини, нам пора.

Топтавшийся у порога Седов то и дело поглядывал на часы. До спектакля оставалось тридцать минут. Впрочем, от Черновского офиса до театра было рукой подать. Через пять минут мы с Седовым уже подруливали к служебному входу в храм искусства. Сашка вздохнул с облегчением. Однако я не спешил выпускать его из машины. По моим сведениям, Мандрыкин в сегодняшнем спектакле не участвовал, а потому, получив перстень, он тут же, скорее всего, направится к заказчику, поставив нас в невыгодное положение. К тому же заказчик мог прийти в театр, и тогда Мандрыкин передаст ему реликвию в фойе. Надо было выждать, пока Рыков с Черновым займут исходные позиции. Я вернул перстень Седову, когда до начала спектакля оставалось десять минут. Актер пулей вылетел из салона, а я вальяжной походкой направился за ним следом. На лестничной площадке бесновалась помреж Ирочка Круглова. Ее повизгивающий на высоких нотах голос разносился по всему Закулисью:

– Я на тебя докладную напишу, Седов. Не рассчитывай, что тебе это сойдет с рук.

Вениамин Мандрыкин был тут же и сочувственно внимал Ирочке. Мне не оставалось ничего другого, как присоединиться к нему. Общими усилиями мы кое-как успокоили расходившуюся помощницу режиссера.

– Пойду, помогу Сашке, – вздохнул Вениамин, – а то он действительно не успеет переодеться.

Мандрыкин бросил на меня острый взгляд и зашагал по коридору. Его долговязая фигура еще не успела скрыться в гримерке, когда я довольно громко спросил у Кругловой:

– Лузгин в театре?

– Только через мой труп, – твердо сказала Ирочка. – Человек и так весь на нервах после отсидки, а тут еще ты, Игорь, со своими вопросами.

– Хорошо я подожду.

К Лузгину у меня как раз вопросов не имелось, но надо же мне было как-то оправдать свое появление в театре. Особенно в глазах Вениамина Мандрыкина. Этот хитрован с острым лисьим лицом дослушал наш с Ирочкой диалог до конца и лишь затем вошел в гримерку. Впрочем, прибыл он там недолго, не более пяти минут. За это время мы с Ирочкой успели перемыть косточки чуть ли не всем актерам и посетовать на падение дисциплины как в обществе вообще, так и в театре в частности. Мандрыкин, небрежно кивнув нам с помрежем на прощание, сразу же направился к выходу.

– Тебя подвезти? – спросил я, демонстративно натягивая перчатки.

– Спасибо, я на машине.

– Так я подъеду после спектакля? – обернулся я к Ирочке.

– Подъезжай, конечно. Какой разговор, – доброжелательно откликнулась она, успокоенная, видимо, присутствием в Закулисье всех занятых в спектакле актеров.

Мандрыкин торопился, бросив косой взгляд на мой «Форд», он сел в свою «девятку» и рванул с места так, что едва вписался в поворот. Судя по всему, Вениамин сильно нервничал. Я двинулся за ним следом, пытаясь отыскать глазами Черновскую «Тойоту». «Тойоту» я не обнаружил, так же как, впрочем, и вишневую «Ладу». Однако мое беспокойство было напрасным, Чернов с Рыковым уже повисли у Мандрыкина на хвосте. Отложив рацию в сторону, я вывернул на главную магистраль и прибавил газу. Через минуту я настиг «Тойоту», но решил пока не высовываться. Вениамин только что видел мой «Форд» и, чего доброго, мог заподозрить меня в чем-то нехорошем. Почетное право вести актера по городу я доверил профессионалам, готовясь выступить на сцену в момент кульминации. «Тойота» уверенно свернула направо, я последовал за ней. И в эту минуту в рации зазвучал спокойный голос Чернова.