Елена Яковлева - По правилам корриды

— Но он вроде тоже не маленький, — осторожно встрял Шатохин.

— Да, он не маленький, — уныло согласилась Катька, — но подверженный влияниям, а она… она этот… энергетический вампир! Соки из него высасывает!

— Но она его мать, и она его любит. — Шатохин предпринял очередную вылазку в адвокатском духе. — Может, все-таки проблема в нем самом?

Катька печально вздохнула:

— Я же говорю, он подвержен влияниям, его легко сбить с толку…

— Ну не знаю… — не выдержал Шатохин, — должен же быть какой-то выход. Раз не клеится, не лучше ли разом…

Не слишком выразительные Катькины глаза наполнились слезами и заблистали, как елочные гирлянды в потоке света:

— И ты… И ты как она… А если я его люблю. Люблю! Ну ты хоть понимаешь, что такое любовь?

— Ну почему же, понимаю, — неуверенно отозвался Шатохин. На душе у него стало тоскливее прежнего, потому что этой темы он всю жизнь старательно избегал как крайне несерьезной, что ли. Жена по молодости частенько его пытала: любишь — не любишь, а он все отшучивался да отхмыкивался. Ну что тут выяснять, думал он, раз женился — значит, все вопросы снял.

Катька нервно затянулась и обвела взглядом неухоженную комнату:

— Думаешь, всегда здесь так, да? А вот и нет… Когда Максим здесь, я на крыльях летаю, у меня все блестит и благоухает… Просто без него смысла нет. Вот такой он, сякой, инфантильный и несамостоятельный, а смысла без него нет.

Она прикусила губу и уставилась в окно, прямо так к нему и прикипела, больше ни разу и не посмотрев на Шатохина.

А он, совершенно растерянный и подавленный, еще пытался что-то плести насчет того, что все равно нужно как-то жить, искать интересы да хотя бы в институт на лекции ходить, и слова его глохли в вате.

На улице он выкурил две или три сигареты подряд, но так и не свел концы с концами. Катька, его дочь, несомненно любимая, и все же обычная московская девчонка, и эта ее разрушительная всепоглощающая любовь в его разумении не сопрягались. И что же тут не так? То ли сама Катькина страсть искусственная и ненастоящая, то ли он просто никогда не знал Катьку?

Разумеется, это было по меньшей мере нелогично — соваться в чужие дела, когда у собственной дочери серьезные проблемы, но Шатохин уже не мог остановиться. Он знал, что поедет на Кутузовский, и поехал. И нашел нужный дом, и нужную квартиру. Чуть помедлил, прежде чем нажать на кнопку звонка, прокрутил в голове варианты, заготовленные заранее, в зависимости от того, кто окажется за дверью.

Дверь открыла не она, а какая-то невзрачная особа средних лет. Ну что ж, такое он тоже предусмотрел.

— Здравствуйте. Могу я видеть Юлию Станиславовну?

Невзрачная особа почему-то растерялась, это он понял по затянувшейся паузе.

— А можно узнать, кто вы? — наконец произнесла она.

— Я из Союза художников, — не моргнув глазом соврал Шатохин.

Странно, но этого ей показалось мало.

— А по какому вопросу?

— По вопросу художественного наследия Юрия Михайловича Андриевского, — бодро отрапортовал Шатохин, которого так и подмывало поинтересоваться: «А ты, собственно, кто такая, чтобы меня допрашивать»?

Женщина задумалась, склонила голову к левому плечу, потом к правому и выдала нечто неожиданное, по крайней мере шатохинские варианты такого не предусматривали:

— Тогда вам нужно не к Юлии Станиславовне, а к дочери Андриевского, Вике, но ее сейчас нет. Позвоните вечером.

— Как?.. Но ведь все права у его вдовы, насколько мне известно?

— Ну так что? — Женщина вздохнула и отвела взгляд в сторону. — Если вам нужно поговорить с кем-то из семьи, то, кроме Виктории, больше и не с кем, хотя… — Она равнодушно шмыгнула носом. — Она, конечно, ничего не решает, потому что несовершеннолетняя… Только вдову долго ждать придется, да и дождетесь ли…

— А завтра? — прикинулся дурачком Шатохин, хотя по ее тону понял, что речь идет о чем-то более серьезном, чем уикэнд на даче.

— Да хоть завтра, хоть послезавтра, — прорвалось у нее раздражение. — Нет ее, она болеет, понятно? Звоните вечером и разговаривайте с хозяевами, а я здесь домработница. — Женщина захлопнула дверь, оставив Шатохина при своих интересах. Все варианты пошли к чертям.

Когда Шатохин вышел из сумрачного подъезда, в глаза ему ударил луч света, отраженный от автомобильного зеркала, такой яркий, что он сощурился и на короткое мгновение потерял контроль над ситуацией. Как оказалось, этого вполне хватило, чтобы не заметить снующую у его ног собачонку. То ли он ей на лапу наступил, то ли на хвост, но несчастное создание заверещало на всю округу. А еще громче завопила ее хозяйка, дородная дама в желтых штанах, подробно обрисовывающих толстые ляжки.

— Смотреть надо, куда прешь! — рявкнула она на Шатохина.

— Прошу прощения, — старательно выговорил Шатохин и посмотрел на обиженную псину, которая оказалась незлопамятной и вполне миролюбиво вильнула куцым хвостом.

В отличие от хозяйки, у которой наряду с хвостом отсутствовало и чувство меры. Она продолжала причитать, закатывая маленькие злые глазки:

— Да что же это такое, совсем затоптали бедное животное. Она со вчерашнего дня на левую лапу хромает, а теперь, значит, еще и на правую! Нет, это не дом, а дурдом!

— Зря вы так, я же не нарочно, — непонятно зачем пустился в дискуссию Шатохин, ведь знал же, что это бессмысленно.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, не выручи его спортивный дедуля в джинсовом костюме, возникший на крыльце. То есть он, конечно, не собирался выручать Шатохина, просто появился очень вовремя.

— Что случилось, Илона Давыдовна? — деловито осведомился дедуля-бодрячок.

— Да вот, чуть мою Элечку не раздавил! — прогнусавила злопамятная тетка.

Шатохин чертыхнулся про себя и, втянув голову в плечи, поспешил ретироваться, а вслед ему полетело:

— Ходят тут всякие темные личности!..

— Да не убивайтесь вы так, Илона Давыдовна, собачка ваша жива-здорова… — здраво заметил дедок-бодрячок. — Нервы, нервы надо беречь.

— Какие уж тут нервы, — не унималась безутешная хозяйка безвинно пострадавшей собачонки, — после позавчерашнего до сих пор в себя прийти не могу, как она, как она… Как эта сумасшедшая полезла на крышу… Как, вы не знаете? Ну, из девяностой квартиры, эта, ну, жена художника, вернее, вдова… Сейчас она с таким смазливым субчиком живет… Так вот, она позавчера вылезла в окно и пошла по карнизу, с ума сошла. Говорят, она уже давно не в себе, да я сама замечала: идет, ни с кем не здоровается, смотрит в землю, как будто что-то потеряла…

Шатохин был уже на приличном расстоянии от злющей тетки и бодрого дедка, и тут же он замер и медленно-медленно обернулся.

— …А вы, наверное, на даче были, да? Ну-у, вы пропустили спектакль… Что тут творилось, вы представить себе не можете: милиция приехала, спасатели со специальной лестницей, стали ее уговаривать, чтобы не вздумала прыгать… Я так разволновалась, с сердцем плохо стало, хоть самой «Скорую» вызывай… — увлеченно повествовала хозяйка затоптанной Шатохиным псины.