Клара Санчес - Украденная дочь

— Нам нужно поговорить. Лично ты, возможно, в этом и не нуждаешься, но у меня нет другого выхода. Мы не можем оставить все так, как будто ничего не произошло.

Мы находились уже недалеко от входа в хореографическое училище.

— Я ничего не понимаю! — не выдержав, выкрикнула я.

— Я могу объяснить тебе все в течение получаса.

— Сегодня — нет. Все, хватит.

— Я собиралась написать тебе письмо, — сказала она. Ее глаза покраснели — то ли от ветра, то ли от подступивших слез. — Так было бы для меня удобнее, но мне показалось, что это будет не совсем правильно.

Я зашагала быстрее: мне хотелось зайти в хореографическое училище и тем самым прекратить этот разговор. Краем глаза я увидела, что она не пытается меня догнать. Я больше не слышала и звука ее шагов. Она пошла куда-то в другую сторону.

У меня не получалось сконцентрироваться. Перед моим мысленным взором снова и снова появлялась эта девушка с перстнем, на котором изображена кобра. Уже стемнело, и в окнах отражался свет окон соседних домов. Она меня с кем-то спутала — другого объяснения этому инциденту я не находила. Возможно, следовало позволить ей рассказать, что ей от меня нужно и за кого она меня принимает. Тогда мы разобрались бы с этим недоразумением, и так было бы лучше для нас обеих. Я при разговоре с ней подумала, что она не иначе как сумасшедшая, а теперь эта девушка — сумасшедшая она или нет — не выходила у меня из мыслей. Придя к выводу, что у нее что-то не в порядке с головой, я решила, что лучше с ней вообще больше не общаться. Чем было вызвано мое решение — благоразумием или трусостью? Эта девушка нуждалась в помощи, а я ей в этой помощи отказала. Не захотела с ней связываться.

Я пришла домой в десять часов. Лили смотрела телевизор, а мама, как обычно, сидела в своей комнате на диванных подушках в позе лотоса. Они оставили мне на тарелке картофельный омлет и салат.

— Садись поужинай, — сказала Лили, не отрывая взгляда от телевизора.

Я съела немножко салата и присела рядом с ней. Меня всегда угнетало, когда я видела ее уставившейся в экран телевизора, и, чтобы не видеть ее такой, я отправлялась принимать душ или прибирала в своей комнате. Однако сегодня мне было необходимо рассказать кому-нибудь о том, что произошло. Поначалу бабушка меня почти не слушала — потому что она ждала, когда же в этой серии появится Кэрол, — а затем вдруг позвала маму. Та пришла с явным неудовольствием. Лили уменьшила громкость телевизора.

— Так ты говоришь, что она едва не заплакала? — спросила мама.

Я кивнула.

— Думаю, она нуждалась в том, чтобы поговорить, — сказала я. — Она чувствовала себя одинокой.

— Когда она снова появится в нашем магазине, дай мне знать. А если она станет поджидать тебя на улице или где-то еще, позвони нам. Она может быть опасна, — сказала Лили, обмениваясь с мамой одним из тех взглядов, которыми они иногда обменивались, когда рядом находилась Анна.

— Да, — сказала мама непривычно суровым голосом. — Больше с ней ни о чем не разговаривай, поняла?

Мы все втроем, возможно, немножко перегибали палку. Тон задала я, рассказав бабушке и маме об этом нелепом и не имеющем никакого значения случае. Я была избалованной девочкой. Я привыкла к тому, что бабушка и мама меня всячески оберегают, что они ведут себя так, будто кто-то расставил для меня повсюду ловушки. С моей стороны было нелепо, зная, какие они, пересказывать им этот странный инцидент. Теперь Лили станет еще больше мне докучать, и мне уже не позволят уходить по субботам из дому на весь вечер.

— Мне кажется, ты не должна появляться в магазине в течение нескольких дней, — сказала Лили таким тоном, как будто вдруг снова стала сильной женщиной, готовой на что угодно ради того, чтобы уберечь меня от тех или иных напастей и неприятностей. — Она знает, где ты живешь? Знает, где ты даешь уроки?

Я отрицательно покачала головой.

— Ты в этом уверена? — спросила Лили, глядя на меня настолько суровым взглядом, что показалась мне еще более старой. — Завтра в наш магазин не ходи.

Когда Лили что-то говорила подобным тоном, она была на грани приступа гнева, и ей было лучше не перечить. Нужно было просто согласиться и дать ей успокоиться.

— Не переживайте, я только схожу вечером в хореографическое училище, и все.

Лили пристально смотрела на меня, пытаясь прочесть мои мысли и понять, не обманываю ли я ее. Когда она напрягалась, ее глаза становились совсем маленькими и у меня возникало опасение, что она видит меня насквозь и может поэтому узнать, что я пытаюсь ее обмануть.

— Люди порочны, — сказала Лили. — Не забывай об этом. Порочны и лживы. Они способны ради денег на что угодно. Ты меня понимаешь?

— Ну ладно, достаточно, — сказала мама. — Мы, по-моему, вполне понятно ей все объяснили.

— Нет, — замотала головой Лили. — Я хочу, Лаура, чтобы ты поклялась мне, что будешь поступать именно так, как обещала.

Лили, похоже, едва не выходила из себя. Осмелюсь ли я дать ей ложную клятву?

— Ты хочешь, чтобы я поклялась? — спросила я, выигрывая время, чтобы подумать.

— Лили! — крикнула мама.

— Не кричи на меня, Грета. Инцидент с этой девушкой — это нечто экстраординарное.

— Не ссорьтесь. Я вам клянусь. Клянусь всем, что для меня дорого.

Я не была и не собиралась быть набожной, хотя и училась раньше в школе, в которой почти все сотрудницы были монахинями. Однако нарушить клятву означало для меня стать самым лживым человеком на свете, а этого мне отнюдь не хотелось. Я хотела быть верной и максимально искренней. Зачем? Этого я не знала, однако хотела быть именно такой.

— А теперь доедай свой ужин. Кэрол вот-вот появится на экране, — сказала Лили, разваливаясь на диване и мало-помалу становясь такой, какой я привыкла ее видеть. Она была сейчас похожа на льва, который, поохотившись и насытившись, ложится, чтобы отдохнуть.

Я послушно взяла тарелку с салатом, чтобы мне больше не докучали, и села рядом с бабушкой, намереваясь посмотреть вместе с ней по телевизору на свою двоюродную сестру. Она появилась на экране минут на пять, и впервые в жизни я не смотрела на нее во все глаза. Более того, я ее почти не видела. Вместо нее перед моим взором то и дело представала девушка с перстнем, на котором изображена кобра, — девушка, смотревшая на меня каким-то странным взглядом.

Лауре понравился мой перстень, и это заставило меня вспомнить о Матео. Однако Матео теперь был воспоминанием из моего — уже ставшего далеким — прошлого, не имеющего никакого отношения ни к Лауре, ни к моей больной маме. Отец почти не работал на своем такси. Он сказал маме, что взял ту часть отпуска, которой не воспользовался летом, и что больница утомила и его. Я восприняла как дурной признак то, что он стал уже едва ли не постоянно находиться рядом с ней. Мне показалось, что он не хочет снова оставить маму одну в критический момент в ее жизни. Что касается меня, то я делала вид, что хожу на занятия в университете, а сама продавала как можно больше товаров и постепенно подбиралась к Лауре. «Сейчас или никогда», — думала я. Я не хотела, чтобы в нашей жизни были еще какие-то призраки и тени, и надеялась, что мне удастся отогнать их от мамы навсегда.