Мария Мусина - Заклятые подруги

Когда Лариса, выйдя из больницы, подумала о Викторе Косуле, у нее еще мелькнуло осторожное сомнение. Но теперь от него не осталось и следа. Впервые за многие годы Лариса не позаботилась о последствиях своих действий — ни для себя, ни для окружающих. Она просто обязана была это сделать. Должна, а там — трава не расти.

Она не помнила, как гнала машину в Малаховку, как переговаривалась с охранниками, выяснявшими, что ей, собственно, требуется от хозяина. До конца она осознала, что происходит, только увидев перед собой этого статного, моложавого, но уже седеющего господина, предупредительно предложившего ей присесть и перестать волноваться.

И лишь тогда Лариса поняла, что явиться сюда ей следовало раньше. Гораздо раньше. Когда все еще были живы.

Ну а теперь — только ждать. Томиться и бессмысленно ждать.

Где-то при въезде на дачные гектары, у будки охраны послышалось шуршание шин, разговор, шум открываемых ворот. Лариса обернулась, чтобы посмотреть на дорожку, ведущую к дому. Сердце гулко ухнуло.

Поравнявшись с верандой, гости вежливо поздоровались, не выразив, впрочем, никакой радости от встречи. Слонообразный парень, сопровождавший прибывших, даже не взглянул в Ларисину сторону. Он вел гостей к хозяину, не подозревая, что те явились вовсе не по его душу.

Лариса на секунду закрыла руками лицо. Ну что ж, она готова. Она уже ко всему готова. Ждать осталось недолго, каких-нибудь пять-десять минут.

Через четверть часа слонообразный возник в застекленном проеме. Лариса молча поднялась и пошла вперед.

Мужчины встали при ее появлении. Слава с улыбкой подмигнул ей: мол, ерунда, прорвемся. Агольцов смотрел серьезно и сосредоточенно. А для Косули это был цирк. Шапито. Должно же быть в самом деле возмещение хотя бы морального ущерба. Данный расклад — вполне подходящая сатисфакция.

Лариса села спиной к окну. Слонообразный склонился над ее плечом, предлагая напитки. Лариса кивнула невпопад. Она выглядела безмятежно решительной. Что, в сущности, соответствовало ее внутреннему состоянию. Лариса умела держать ответ за свои поступки.

— Итак, Лариса Павловна, — начал Косуля, — я бы попросил вас повторить для новоприбывших ваш давешний рассказ. Вы, надеюсь, знакомы?

Косуля не хотел съязвить, но Агольцов тем не менее поморщился.

— Я думаю, — сказал он, — Лариса Павловна понимает, почему мы появились здесь в данном неординарном составе.

— Нет, не понимаю, — раздался спокойный Ларисин голос.

Даже Кудряшов не ожидал от нее такого неосмотрительного желания расставить все точки над i. А потому нашел нужным вмешаться:

— Я волновался за вас, Лариса. Юрий Петрович вызвался помочь мне найти вас.

Лучше бы он этого не говорил. Косуля бросил на Агольцова взгляд, от которого не только Юра, но и опер невольно поежился.

Лариса на всю эту драматургию не отреагировала никак.

— За несколько дней до своей смерти, — проговорила она вяло, — Алевтина привезла мне свой архив. Сказала, что собирается делать ремонт: дескать, чтобы не таскать бумаги с места на место, просит их приютить. Я думаю, она все же чувствовала, что с ней что-то должно случиться. При этом Алевтина прекрасно понимал, что я не буду копаться в этом архиве, поскольку знаю его как свои пять пальцев. Не буду копаться, если не произойдет нечто экстраординарное. И это произошло. Алевтину убили. И я заглянула в ее архив. Надо ли говорить, что я нашла там много интересного? А, Юрий Петрович?

— Ты считаешь, что Алевтина хотела именно этого? — Агольцов широким жестом обвел комнату.

Для Юры главным было сейчас хоть как-то деморализовать Ларису, выбить почву у нее из-под ног. Тогда он справится, не даст себя уничтожить. Но упоминание об Алевтининой воле только подлило масла в огонь Ларисиной ярости.

— Алевтина отдала архив мне, — едва удерживая себя в рамках приличия, проговорила Верещагина. — Мне, Юра. И я могу распоряжаться им по своему усмотрению.

— Алевтина оставила архив и мне тоже. — Юра был не из тех, кто легко сдавался. — Компьютер и дискетки сейчас у меня, как ты понимаешь. Это не значит, что я собирался пускать их на всеобщее обозрение.

— Это твои проблемы, — равнодушно заметила Лариса.

— То, что ты обнаружила в архиве, — всего лишь наработки моей службы безопасности.

— Я ни на чем не настаиваю. — Лариса до белых костяшек сжала руки.

— Тогда зачем ты здесь? Ты, которая мне жизнью обязана. Зачем ты здесь? Что, смелости не хватает ответить честно?

— Смелости? — рассеянно повторила Лариса. — Если бы ты знал, до какой степени мне на тебя наплевать. А что касается архива… Ты, Юра, немало удивишься, сравнив свои дискетки с бумагами, которые оказались у меня. Ты даже представить не можешь, что там. Ты, Юрик, просчитался. И по-крупному. Ты, конечно, попытался найти архив Алевтины в моей квартире. Все перерыл. — В голосе Ларисы послышался упрек. — Но только я архив дома-то не стала держать. Я, когда все поняла, его в банковский сейф спрятала. От греха подальше. И правильно сделала. А тебе, Слава, говорить не хотела про этот архив, сам понимаешь почему. Мне звонка вам в милицию хватило во как. — Верещагина наглядно продемонстрировала, полоснув ладонью по горлу, как именно.

Кудряшов хоть и был готов к чему-то подобному со стороны Верещагиной, все равно обиделся. Ничего не сказал, но вида не стал делать, что с пониманием относится к утаиванию от правоохранительных органов, тем более от него лично, неких документов. А обиду по поводу недоверия лично к нему, к Кудряшову, постарался выразить отдельно — поджав скорбно губы.

— Юра, — мягко позвал Косуля, — никогда не думал, что астрология такая точная наука. Все ведь сошлось, Юра. Все до дня, до часа.

— Ах, вон оно что! — рассмеялся Агольцов. — Но это были просто Алевтинины упражнения. Она училась, вот, Лариса Павловна не даст соврать, училась и составляла гороскопы всем подряд. Без всякой задней мысли.

— Юра, — сказала Лариса печально, — к сожалению, эти гороскопы составляла не Алевтина. Она меня просила составить астрологические карты на определенных людей. И вопросы при этом ставила вполне определенные. Лукавила немножко. Я, например, спросила, чем занимается этот мужчина, родившийся второго августа тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Алевтина ответила: он врач, хирург. Я еще тогда сказала, что не хотела бы попасть ему под нож, ему только патологоанатомом быть. Ты помнишь, о ком идет речь?

— А где доказательства? — Агольцов был абсолютно спокоен. — Где доказательства того, что эти гороскопы составляла ты?

— Не надо так, Юра. Это по твоим дискеткам нельзя определить авторство. А в черновиках, которые в архиве остались и которые Алевтина добросовестно переносила на компьютер, — мой почерк, мои заметки, приписки и уточнения. И даже даты, когда я работу эту делала. Представляешь, Юра, даже даты!