Мария Мусина - Заклятые подруги

— Ты думаешь, ему позвонили?

— Ну неужели нет.

— О нет, — сказал Кудряшов, — только не это.

— Только ли это? — поправил его Воротов.

Осматривать место происшествия отправился с Верещагиной Кудряшов. Оперативную машину пришлось бы ждать и ждать, и Слава обрадовался, когда Лариса предложила поехать на ее «Таврии». Кудряшов позвонил в отделение милиции, велел отыскать участкового и подготовить понятых. Верещагина попросила разрешения позвонить и полчаса висела на телефоне, отменяя какие-то встречи.

«Деловая», — с неприязнью подумал Кудряшов.

По тому, как человек водит машину, очень многое можно узнать о его характере. Как будто видишь человека в тот момент, когда он один на один с зеркалом рассматривает себя, примеряет выражение лица, без зрителей, весь как на ладони. Верещагина вела машину так, что казалось: сейчас бросит руль, зажмурит глаза и заплачет от безнадежной несовместимости своей с Правилами уличного движения. Нет, она не боялась, как боятся новички, надвигающегося грузовика или автобуса. И не паниковала, оказавшись зажатой между машин и вынужденная принимать мгновенные решения. Было ясно: собранность, которой требовали от нее дорога и меняющиеся обстоятельства, дается ей без труда, но с известной долей раздражения. Не любила, ох не любила Лариса Павловна сосредоточиваться.

— А вы отчаянная женщина, — сказал Кудряшов, — с вашим характером да за руль…

Верещагина промолчала. Но надо же о чем-то говорить? Молчать хорошо с человеком, от которого не исходит опасность. Кудряшов был дамским любимцем и уж нашел бы, о чем поговорить с этой милой женщиной, окажись они в неформальных обстоятельствах. Но тут ему не хватало воздуха. Он почему-то боялся — что с ним случалось крайне редко — оставить дурное впечатление о себе. Он еще не мог точно сформулировать, что именно, но было в Верещагиной нечто принуждающее людей в ее присутствии взвешивать каждое слово, нечто такое, что если есть в человеке, в женщине в частности, то заставляет умолкать при ее появлении и долго смотреть вслед, когда она уходит.

Однако Кудряшов был при исполнении.

— Лариса Павловна, — он достал блокнот, — назовите мне, пожалуйста, тех, кто близко знал Коляду. Ее круг.

Верещагина с удивлением посмотрела почему-то в зеркало заднего вида.

— Она была экстрасенсом. Представляете, сколько людей к ней наведывалось?

— Коляда была знаменита?

— Очень. И была в моде. Несмотря на то, что никогда не давала интервью, не мелькала по телевизору. Собственно, наше знакомство с нею и началось с того, что она отказалась дать мне интервью — я тогда еще журналисткой была. Алевтина всегда говорила: если вы увидите цыганку, которая рассказывает о своей ворожбе, знайте, что это не цыганка. Цыганке реклама ни к чему. Цыганка без клиентов не останется. И действительно, все, кто нуждался в помощи знахарки и гадалки, Коляду знали прекрасно. Людская молва быстрая.

— И чем же Коляда была так уж знаменита?

— Она лечила. Предсказывала будущее. И никогда не ошибалась.

— Что же она…

— Себя не уберегла? — подсказала Верещагина. Какое-то время они ехали молча. — Только совсем незнакомые с экстрасенсорикой люди думают, что человек, который владеет магическими средствами, будет всегда наслаждаться и никогда не страдать. Это ошибка, уж поверьте моему опыту. И все-таки я тоже думаю: почему? Алевтина была очень осторожна. Она хотела жить. И очень боялась умереть. Она почему-то думала, что умрет во сне и ее мертвое тело долго пролежит в квартире, пока не хватятся. Она даже собаку боялась завести, говорила: «Умру, никто не заметит, пес испугается. А потом проголодается и будет меня грызть». Вы можете мне не верить, но я и позвонила потому, что не хотела, чтобы она лежала так. Да, будущее она видела. А то, что себя не уберегла, так тут есть один нюанс. Хирурги, как известно, не делают операции своим близким. Какие у них на это причины — не ведаю. Но то, что очень трудно гадать близким людям, — это очевидно. Вообще чем больше знаешь о человеке — тем сложнее заглянуть в его будущее.

— Как это? — не понял Кудряшов.

— Все предсказания основываются на интуиции. А факты, информация конкретная ее забивают. Это такая, знаете, очень тонкая материя, интуиция. Она просто выключается, когда ты много знаешь о человеке. Тогда начинают работать логика, жизненный опыт со всеми своими моделями и стереотипами, отношение к человеку. Да всё, что угодно. Интуиция — это чувство звериное, надличностное. Это ориентация во времени и пространстве без помощи высшей нервной деятельности. Ну, как вам еще объяснить? Неужели вы никогда не чувствовали, что такое интуиция?

Кудряшову стало обидно: ясно, что, рассказывая эти легенды, его принимают за полного кретина. «Ну, ничего. Логика меня еще никогда не подводила». И мстительно произнес:

— Так как же вы, Лариса Павловна, не предугадали заранее смерть своей подруги?

— Да именно потому, что она была моей подругой и я ее слишком хорошо знала. Господи, неужели непонятно? Я же вам только что долго объясняла — почему.

Верещагина замкнулась. Замыкалась она быстро, словно устрица. Вот только что была видна нежная, беззащитная субстанция, вдруг — хлоп! — непробиваемая твердь. Верти в руках сколько хочешь, но это будет уже другое существо.

— Предположим, — не сдавался, однако, Кудряшов, — но как же вы тогда догадались, что Алевтины Григорьевны больше нет?

— Не знаю, честно. — Верещагина и вправду выглядела растерянной. — Я возвращалась от Кати. Было часа три, по-моему. Народу на улицах — никого. Я остановила машину, открыла окна. Люблю, когда раннее утро, когда усталость после бессонной ночи… Я вспомнила Алевтину, она тоже любила эти часы, она и ложилась-то всегда где-то после пяти утра, не раньше. Говорила: только с полуночи до пяти и живет, остальное время — пустое. Я не могу вам объяснить, что произошло. Но я вдруг поняла, что Алевтины больше нет. Нет и всё. Мне стало страшно.

Лариса вдруг резко затормозила, примостилась у обочины.

— А потом, — услышал Кудряшов, — потом я позвонила из автомата в милицию. Я побоялась ехать сама.

Кудряшов наконец посмотрел на Верещагину. Лицо ее было бледным, и Слава подумал, что она еще хорошо держится после бессонной ночи.

— Вы мне не верите? — жалобно спросила Лариса, и Кудряшов понял, что ей очень важен его ответ.

— Верю, — соврал он.

— Вы просто успокаиваете меня.

— Почему? Верю. Может, я сяду за руль? Вы устали…

— Я устала, — согласилась Лариса, и они поменялись местами.

Кудряшов лихо вписался в сплошной лязгающий металлом поток. Чтобы как-то развлечь Ларису, он бодро ляпнул:

— А вы вообще-то не из пугливых. Так лихо водите машину…