Анна Михалева - Мечты серой мыши

Я как раз перешла от размышлений об отдаленном острове в центре Тихого океана к золотой заколке для галстука, инкрустированной бриллиантами и украшенной небольшой памятной монограммой. И застопорилась на размерах этой заколки, которая, если начертать на ней хотя бы малую часть тех слов, коими я собиралась осыпать следователя, должна была получиться величиной с двухстворчатую дверь. Вот в этот интересный момент Свиридов довольно грубо ухватил меня под мышки и выволок наверх.

— Господи! Как вы меня нашли?! — Я обвила его шею руками и, едва сдерживая рыдания, упала ему на грудь. — Я чуть с ума не сошла. Вы не представляете, каково там, внизу. Это хуже… хуже, чем…

— Не нужно, — его ладонь гладила меня по волосам. — Там плохо — и все. А теперь уже намного лучше, не так ли?

Он поднял мою голову, заглянул в глаза. Я никогда не знала, что такое отец. И хотя следователя нельзя было заподозрить в причастности к моему появлению на свет, я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которая прибежала к папе спасаться от грозы. Никто из мужчин не смотрел на меня с таким родственным теплом, как Свиридов. И от неожиданности я разревелась. Как ребенок, всхлипывая, утирая нос тыльной стороной ладони.

— Будет, будет, — он легонько похлопал меня по спине. — Перестаньте. Нам нужно идти.

— Где меня держали? — Я икнула и огляделась.

Над нами нависал низкий сферический потолок времен раннего Средневековья. Маленькая комнатка, освещаемая лишь фонарем в руках следователя, походила на отсек бомбоубежища.

— Ну и местечко. Что это такое?

— Обычное подземелье, — мой спаситель равнодушно пожал плечами.

— А там? — Я посмотрела на грубо высеченную в полу дырку, возле которой валялась давным-давно сколоченная деревянная крышка.

— Там? — Николай Павлович хмыкнул. — А черт его знает, что там, если здесь подземелье. Я в этих делах плохо разбираюсь. Знаю одно, если мы сейчас же отсюда не уйдем, вас снова туда сунут. И меня вместе с вами. А мне, уж поверьте, совсем не хочется остаток жизни просидеть в том, что ниже подземелья.

— Боже ты мой! Скажите хотя бы, где мы территориально?

— Успокойтесь, все еще в Италии, — он улыбнулся, выключил фонарик, взял меня за руку и повел куда-то в темноту.

Как оказалось, комната сквозь узкий свод вливалась в такой же узкий каменный коридор.

— Почему вы лишили нас света? — прошептала я.

— Ну… видите ли… фонарь может сыграть с нами дурную шутку. Проще говоря, не хотелось бы, чтобы нас заметили.

— Такое впечатление, что мы очутились в прошлом. Причем не в самые лучшие его времена, — проворчала я, очередной раз задев плечом шершавую стену.

— Так и есть, — донеслось до меня. — Это старый-престарый монастырь. Он весь мхом порос. Если бы вы его видели снаружи, ох, опять головой задел — так и макушку раздолбать недолго, — вы бы, Амалия, не удивлялись, что здесь под подземельем еще есть помещения. Все-таки ваши стражи — удивительно гуманные люди. Могли бы запереть вас в камеру пыток, например. С ужасными проржавевшими наручниками, в которых все еще болтаются кости доисторических мучеников.

— Фу! — Я слишком живо представила себе эту картину. — Перестаньте. Как вы-то меня нашли?

— Догадайтесь.

— Понятия не имею.

— Ничего, скоро поймете, — с какой-то зловещей загадочностью пробурчал следователь. — Главное сейчас — не заблудиться в этом лабиринте.

— Не понимаю, как тут можно заблудиться. В коридоре-то!

— Мы уже прошли три разветвления. И если я не просчитался, то на следующем нам нужно повернуть направо.

— Да как же вы их видите? — Я прищурилась, пытаясь разглядеть в кромешной тьме очертания предполагаемых проходов. Тщетно.

— Я не вижу, я считаю шаги. Так меня научили.

— Кто?

— О, это долгий рассказ. Я видел, как вас погрузили в гондолу. Смысла их атаковать не имело, я решил следовать за ними, ну и все мы дружно добрались до этого глухого места. Ехали довольно долго. Самое сложное, конечно, было оставаться незамеченным, но тут мне помог, как бы выразился мой младший сын, ваш пофигизм.

— В каком смысле?

— В смысле «жучок». Я вынул из вашего паспорта лишь один, а если бы вы оказались более подозрительной, то сегодня я вряд ли смог бы прийти вам на помощь.

— Хвала моему тугодумию.

— Все, теперь осторожненько направо.

Я протянула руку в указанном направлении и действительно нащупала арочный проход.

Мы шли в кромешной темноте еще какое-то время, пока наконец впереди не забрезжил дневной свет.

— Уф… — не представляете, какое облегчение я ощутила. Даже дышать стало намного легче.

Крадучись, мы добрались до узкого прохода на волю.

— Хм-м… — в отличие от меня мой спаситель не выглядел обрадованным.

— Что такое?

— Тут все не так, как мне рассказывали. Наверное, я ошибся. Нужно повернуть назад.

— Назад?! Да ни за что! — я оттолкнула его и высунулась на улицу.

Первое, что бросилось мне в глаза, — это высокая синева неба. Господи, оказывается, как тяжело живому существу без такой простой и обыденной составляющей нашего существования, как небо. И еще далекое белесое солнце. И прохлада ветра.

Я зажмурилась и блаженно улыбнулась, не обращая внимания на тычки Свиридова, который ерзал у меня за спиной, словно его поставили на раскаленные угли.

«Боже мой! — думала я в те мгновения. — Никакие сокровища в мире не стоят того, чем мы обладаем с рождения. Нет цены воздуху, воде и солнцу. Им просто нет цены!»

Когда я свыклась с этой мыслью, я открыла глаза, глянула вниз… и резко отшатнулась в темноту, ударив затылком следователя.

— Что? — испуганно прошипел он, прижимая руку к разбитой губе. — Что там?

— Там эти, в коричневых пиджаках, и…

— И?..

— Ох…

Он отодвинул меня от проема и посмотрел вниз. Я изогнулась и заглянула через его плечо. Так и есть: мы находились, если судить по современным стандартам, этаже на третьем. Как мы взобрались сюда из подземелья? Ведь нигде по ступенькам не шли! Под нами располагался глухой со всех сторон квадратный двор, настолько старый, что плиты, коими он был вымощен, уже давно проросли высокой травой. Видимо, по двору редко кто ходил. Однако сегодня там были люди. Прямо под нами толпились с десяток мужиков в коричневых пиджаках. Каких-то я даже узнала, они заходили ко мне в подземелье. Странное дело, но на плечи некоторых были накинуты коричневые плащи с капюшонами. Они тихо говорили между собой на странном итальянском. Я поняла, что это смесь итальянского с латынью.

— Нужно связаться с Умберто. Без него мы ничего из нее не выудим, — довольно зло отчеканил один из моих визитеров.

— Умберто ничем не сможет нам помочь, — с философской грустью изрек тот, со шрамом на щеке. — Я допустил ошибку. Я не смог понять, кто она такая. Я не знаю, как ее убедить. Судя по всему — это невозможно.