Анна Михалева - Мечты серой мыши

Я тащилась за Умберто по насыпной дорожке между товарными составами. Он шел уверенно, широкими шагами меряя мелкий хрустящий под толстой подошвой ботинок гравий. Я же семенила, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, чувствуя себя телкой, которую ведут на бойню.

«Господи! — думала я. — Этот человек меня убьет. Зачем ему сохранять жизнь какой-то девчонке? Его ничто не остановит. Он застрелит меня. Есть ли у меня выход? Могу ли я спастись? Господи, ну помоги же мне, господи!»

Знаете, порой удивляешься, насколько превратно могут понять тебя на небесах. Не прошло и пары минут с момента моей последней молитвы, как Умберто остановился, словно натолкнувшись на невидимый столб, присел и начал опасливо озираться. Я повторила его маневры. Где-то за вагонами шуршал гравий. Я закатила глаза, ругая своего спутника за маниакальную осторожность. И тут я не поверила тому, что увидела. В трех вагонах от нас мелькнула до омерзения знакомая голова одного из «коричневых». Как они нас нашли? Почему мы не видели погони — об этом уже никто не узнает. Умберто молниеносно выхватил пистолет и прицелился. Я лишь ухмыльнулась. Кого он вознамерился напугать оружием, недавно побывавшим в воде? Может быть, на ошалевших туристов этот трюк еще и произвел какое-то впечатление, но на храмовников… хм, сомневаюсь. Так и произошло. Парень в коричневом даже не подумал прятаться.

— Вот же нахал! — Умберто зло сплюнул под ноги и нажал на курок.

Прозвучал выстрел. Я охнула и инстинктивно бросилась под вагон.

Не помню, что произошло дальше. Я полезла по шпалам назад, желая только одного — спрятаться от всех: и от Умберто, и от ребят в коричневых пиджаках.

Не поверите, но в центре Италии, на вокзале, пусть и товарном, но тоже вполне обжитом месте, началась настоящая перестрелка.

Я запоздало испугалась того, что это самое оружие, вполне дееспособное, Умберто держал у моего виска и готов был пальнуть из него в любую минуту. А я-то еще потешалась в душе! Ну его ко всем чертям, компаньона. Кукиш ему с маслом после такого, а не половина денег Храма. К тому моменту, как мы остановились на вокзальной площади, я для себя уже твердо решила, что, если представится возможность, я сбегу от Умберто, доберусь до банка, возьму дискету, а потом передам ее Илье. И пусть будет то, что должно быть. Я не поверила палачу. Люди, занимающиеся столь благой миссией, как сохранение тайн древности для потомков, не могут быть безапелляционно жестокими. Они найдут решение нашей общей проблемы, оставив мне жизнь. Иначе и быть не может.

И если уж вышло так, что судьба не оставляет мне иного пути, то лучше выбрать более основательных храмовников, чем закоренелого убийцу Умберто. В конце концов, это справедливо с точки зрения истории. К тому же кто он такой, этот Умберто, чтобы я верила его россказням о Храме. Послушать, к примеру, меня или любого другого сотрудника нашего агентства, так наш начальник Дракон — самое кровожадное существо на свете. Но у него есть семья. А жена его даже любит. Как это у нее получается, ума не приложу. Но ведь факт остается фактом. Так что, может быть, мне повезет, я окажусь права, и храмовники лишь похвалят меня за сознательность.

С этими судорожными мыслями я ползла прочь от перестрелки.

В какой-то момент я сообразила, что продвигаюсь достаточно стремительно и, судя по отдалившимся звукам боя, нахожусь уже на приличном расстоянии от стреляющих. Кроме того, впереди закончились вагоны. Я застряла под последним. Сохраняя предельную осторожность, высунула голову и огляделась. Никого рядом не было. Где-то совсем далеко, средь гула населенного мира, раздались завывания полицейской сирены. Значит, скоро стрельбе придет конец. Какими бы ожесточенными друг против друга ни были противники, вряд ли им придет в голову палить из пистолетов в присутствии стражей порядка.

А вокруг меня царили почти первозданная тишина и пустошь. На соседних рельсах, поблескивая округлыми боками, покоились стальные цистерны. Круглое солнце медленно опускалось за горизонт. Сердце мое потихоньку поддавалось общему настроению природы и успокаивалось, все тише и тише ударяясь о ребра. Вскоре и дыхание пришло в норму. И тут за цистернами раздался страшный лязг, похожий на раскат грома. Пахнуло пылью, и неведомая сила привела в движение сотни колес. Состав двинулся. Меня словно пнули. Я вылетела из-под вагона, пролезла под цистерной и ринулась на движущийся деревянный бок. Куда направлялся поезд, я не знала, да это и не имело значения. Он являлся моим единственным шансом на спасение. И я не могла им не воспользоваться. Я прицелилась и прыгнула на подножку вагона. Что делать дальше, я не понимала. Я чувствовала себя букашкой на грохочущей махине. Скажи мне кто-нибудь в тот момент, что висеть на несущемся по дороге грузовике страшно, я плюнула бы ему в лицо. Да несущийся грузовик по сравнению с этой громадиной — детский аттракцион!

Несмотря на свои страхи, я с удовлетворением отметила, что поезд направляется в противоположную сторону от перестрелки, а это означало, что как у Умберто, так и у «коричневых пиджаков» шансы увидеть меня невелики.

Тем временем поезд миновал станцию и вторгся в привокзальную местность, застроенную зданиями непонятного назначения. Все они, похоже, пустовали. Я даже удивилась такому безлюдью. Смахивало это место на зачарованный мир, в котором поезда ездят без машиниста, а из живых существ есть только я, мой палач да парочка ребят в коричневых одеждах. Я почти успокоилась. Единственное, что заставляло трепетать мои нервы, так это то, что я по-прежнему висела на подножке товарного вагона, не имея ни малейшего представления, что делать дальше. А поезд уже прилично разогнался. И чем дальше мы катились по железной дороге, тем отчетливее я понимала, что, если не приму какие-нибудь меры по смене своего местоположения, вскоре окажусь на насыпи. Это в лучшем случае. В худшем — под колесами. О том, чтобы спрыгнуть на землю самостоятельно, не могло быть и речи. Я где-то слышала, что нужно спрыгивать с едущего поезда не то по ходу движения, не то против него. А поскольку я так и не вспомнила как, то правильность того или иного направления проверять на практике не решилась. Знаете, когда исходом неправильных расчетов может стать конец собственной жизни, как-то переоцениваешь «метод научного тыка».

Я изо всех сил прижалась грудью к деревянному боку вагона и оглядела видимое пространство с целью найти спасительную лазейку внутрь. Лазейки не было. Зато на расстоянии вытянутой руки торчали обнадеживающие скобы, лестницей поднимающиеся к крыше вагона. Не знаю почему, но в тот момент я решила, что ехать на крыше поезда много безопаснее, чем сбоку. И я полезла по скобам. Никогда не догадывалась, что очень хорошо знаю всевозможные нецензурные ругательства и способна составлять из них различные изощренные сочетания. Пользуясь ненормативной лексикой, я охарактеризовала прочность железных скоб, руки умельца, столь неграмотно приладившие их к обшивке вагона, итальянское разгильдяйство, отвратительных парней в коричневых пиджаках, загнавших меня на этот состав, Умберто, немало поспособствовавшего моему нелегкому путешествию, Илью, отца… когда я дошла до своей воспитательницы в детском саду, вменив ей в вину, что она слишком мало уделяла внимания такому важному делу, как обучение детей осторожности на улице, пальцы моей правой руки нащупали шершавую крышу вагона. Я ухватилась за последнюю скобу и водрузила свое тело на плоскую поверхность.