Сергей Емелин - Убийца пришёл первым

Вздохнув, я повернулся на другой бок — осторожно, чтобы не разбудить Лали. Но она и не подумала просыпаться, лишь сладко потянулась, и я ей искренне позавидовал — спит, как ребёнок, изгнала из своей хорошенькой головки все мысли об убийстве и не вспомнит теперь об этом до самого утра. Жаль, что я не могу так отключаться, как моя жена — любая, особенно столь серьёзная проблема всегда заканчивалась для меня бессонницей.

Ну хорошо, зайдём с третьей стороны — а что это вообще может быть за тайна? Причём такая, за которую Оливье получил нож в сердце. Что можно скрывать с таким рвением?.. Конечно, будь наша компания посолиднее, будь мы все банкирами или политиками, или, на худой конец, крупными предпринимателями — недостатка в версиях не было бы. А так — обычная молодёжь, ничего особенного; кое-кто вообще из рабочего класса, как Жозе, например, и знаменитостей среди нас только трое… вернее, теперь двое — Линда и Мануэла. Третьим был Оливье.

Но как раз наши фотомодели в первую очередь исключаются из списка подозреваемых — опять же, пока только на основании слов Линды, но альтернативы всё равно нет. А коль так, значит, дело касается личной жизни, и тогда под подозрение неминуемо попадают две наших семейных пары — Николя с Элен и мы с Лали, а также будущие молодожёны Жозе и Бенедикт. Джоанну при таком раскладе можно смело вычёркивать, и уж, конечно, незадачливый Кри-Кри тоже вне подозрений — какие там, к чёрту, тайны — при его-то образе жизни!

Ну вот, подумал я, вновь осторожно переворачиваясь с боку на бок, число потенциальных убийц сократилось до пяти человек — себя я, естественно, исключил. Тоже, конечно, не Бог весть что, и гарантий никаких, но всё-таки… Итак, Николя, Элен, Жозе, Бенедикт, Лали — кто из них?

От этих мыслей мне вновь сделалось противно: Господи, ведь все пятеро — замечательные ребята, отличные друзья, а одна из них — моя собственная жена! Покосившись на сладко спящую Лали, я подумал, что, узнай она хоть на минуту о моих подозрениях — конец нашей семейной жизни. Моя ненаглядная всегда считала себя непогрешимой, и дай Бог, чтобы так оно и оказалось.

А Жозе? Я вспомнил, что ещё два часа назад исключил его из списка подозреваемых, но тогда-то я предполагал, что это было убийство из ревности! Убийство, совершённое под влиянием порыва, в момент какого-то умопомрачения, быть может… А теперь всё менялось — и по здравом размышлении оказывается, что и Жозе вполне способен на преступление ради сохранения какой-то нелицеприятной тайны — с его-то самолюбием и тщательно оберегаемой личной жизнью. Чёрт знает что такое…

И Оливье тоже хорош — шантажировать он, что ли, кого-то вздумал? Иначе для чего понадобилось его убивать? То, что наш музыкант чужие секреты хранить умеет, известно всем; трепачом он никогда не был, и ещё во времена университетской жизни я сам советовался с ним, когда возникла та памятная проблема с Линдой. Оливье тогда честно держал рот на замке, как, впрочем, и остальные друзья; Лали, как сейчас помню, узнала обо всём только от меня самого.

Так что доверять ему можно было, это факт. И тогда получается, что он нарвался сам — быть может, пригрозил, что всё расскажет, или, напротив, потребовал денег за молчание… Хотя это уже точно абсурд — Оливье зарабатывал едва ли не больше любого из нас.

Значит, ему просто-напросто заткнули рот. Что там говорила Джоанна по поводу своих ночных наблюдений? Кажется, то, что первый визитёр, сиречь убийца, пробыл у Оливье минут пятнадцать-двадцать. А отсюда можно сделать вывод, что сперва они пытались договориться полюбовно: либо преступник по-дружески — чёрт, а ведь именно по-дружески! — уговаривал музыканта молчать, либо сам предлагал заплатить, либо ещё что-нибудь… Но в любом случае закончилось всё так, как закончилось — Оливье хранить тайну отказался и получил за это нож в грудь. Тот самый нож, который он же и принёс к себе в комнату, чтобы нарезать колбаски…

Теперь мне уже окончательно стало ясно, что, несмотря на накопившуюся за этот сумасшедший день усталость, заснуть я ещё долго не смогу. Ворочаться в постели с риском разбудить Лали не хотелось, поэтому я осторожно вылез из-под одеяла, бережно переложив голову своей драгоценной жёнушки с моего плеча на подушку, накинул халат и подошёл к окну. На улице было темно, хоть глаз выколи — ни звёзд, ни луны, всё скрыто за тяжёлыми зимними облаками, и от этого на душе становилось ещё тоскливее…

Вот что мне сейчас нужно — поговорить с кем-нибудь, или я точно с ума сойду. И хорошо бы — с мудрым, рассудительным Николя… конечно, если он ещё не спит. Из всей нашей компании я доверял ему больше всех, не считая, естественно, собственной жены, но с ней много на эту тему не наговоришь, особенно если её сейчас разбудить.

Тихонько выбравшись из комнаты, я побрёл по тёмному коридору. Свет лился только из-под одной двери — там, где поселилась Джоанна, и я чертыхнулся про себя — стало быть, Николя и Элен уже улеглись. Но возвращаться до ужаса не хотелось; немного поколебавшись, я всё же решил проявить бестактность и негромко постучался к другу. За дверью царила тишина, затем послышался сонный, недовольный голос Николя:

— Ну кому там ещё не спится?

— Открой, Нико, это Себастьен, — вздохнул я. — Извини, что разбудил.

Через минуту передо мной возник Николя; как и я, он кутался в халат, на лице его читалось недоумение.

— С Лали, что ли, опять поцапался? — сочувственно поинтересовался он.

— Да нет, с ней всё в порядке, — пожал я плечами. — Я, наверное, дурак и вообще… Понимаешь, сейчас лежал, лежал и вдруг понял, что нужно выговориться. Не очень злишься, что с постели поднял?

— А что случилось? — негромко и как-то настороженно спросил Николя; взгляд его сделался внимательным и слегка колючим, и я вдруг понял, отчего это — неужели он решил, что я таким образом хочу признаться в убийстве?

Чёрт возьми, неужели он подозревал меня? Хотя чему тут удивляться — ведь и я не могу с чистой совестью поклясться, что Николя невиновен. Я всего лишь верю ему больше, чем другим…

— В общем-то, ничего особенного. Если не имеешь ничего против, давай спустимся на кухню, я хочу тебе кое-что рассказать.

Мой друг помолчал, затем, обернувшись, произнёс куда-то в темноту: Я скоро, Элен; не говоря ни слова, мы спустились вниз. Щёлкнув выключателем, я прошёл на кухню, обосновался за столом и закурил. Николя уселся на соседний стул и выжидательно взглянул на меня.

— Понимаешь, вот какое дело, — медленно начал я, стараясь скрыть свою нерешительность за глубокими затяжками — может, это и глупо, но навязчивая мыслишка о том, что убийцей всё-таки может оказаться Николя, по-прежнему вертелась у меня в голове. — Началось всё с признания Джоанны…