Ирина Львова - Наследница поневоле

Он никогда не принимал участия в акциях, которые планировал и организовывал, а его сообщники, даже если по какой-то роковой случайности оказывались на скамье подсудимых, его не выдавали, поскольку знали — Баруздин не забудет, Баруздин позаботится. И Баруздин честно выполнял свои обязательства.

Два года назад судьба свела его с Дмитрием Антоновичем Кирсановым, которого он знал прежде под другим именем, и он с удовольствием поступил к нему на службу в респектабельную фирму. То, что пришлось перепрофилироваться, не смутило Баруздина: суть новых задач осталась прежней, изменилась лишь форма их решения.

На сей раз поручение, данное ему Кирсановым, несколько обидело его: что он, мальчик, что ли, — караулить с шестерками какую-то девицу? Но когда Дмитрий Антонович, которого Баруздин уважал, насколько был способен на подобное чувство, объяснил, что дело — на миллионы долларов, Николай Константинович изменил свою точку зрения.

Кирсанов же убедил его задействовать в операции некоего Глебова, который, будучи изгнан из органов, совсем недавно пришел на службу в «Ундину» и уже успел вызвать гнев Изборского своими удручающе бестолковыми действиями.

Кирсанов протежировал Глебову, как поговаривали, только потому, что бывший сотрудник органов имел на него некий компромат. Баруздин не понимал, зачем возиться с идиотом, если можно его просто устранить, о чем и позволил себе намекнуть Кирсанову в приватной беседе. Начальник гвардии одарил его малоприятной улыбочкой и еще менее приятным вопросом: «А что потом делать с тобой?»

Вопрос, естественно оставшийся без ответа, неожиданно навел Баруздина на мысль о том, что с господином Кирсановым-не-Кирсановым дело обстоит еще круче, чем он полагал, и что информация об этом достойном господине не столь безобидна, как он считал до сих пор. Возможно, она таит в себе куда большее, чем сведения о человеке, который, желая избегнуть наказания, живет по подложным документам.

Назначая Баруздина руководителем операции, Кирсанов по-отечески похлопал его по плечу и снисходительно пообещал:

— Дай Глебову шанс отличиться и… Мы станем еще лучшими друзьями, чем прежде. Думаю, что в ближайшее время мне понадобится официальный заместитель…

Внимательнейшим образом вникнув в детали ситуации, Баруздин избрал своеобразную тактику — психологическое давление и изоляцию.

Утром они сменили пост, разместив у подъезда объекта целых три машины, в одной из которых сидел сам Николай Константинович вместе с Глебовым. Он не желал выпускать из виду импульсивного мента, дабы тот не наворотил чего похлеще, чем во время своего дебюта.

И все-таки Баруздина не радовало то, как развивались события, — мастер, который должен был отключить телефон и электричество в квартире Батуриной, опаздывал почти на три часа. Николай Константинович уже несколько раз звонил Кирсанову, тот в первый раз удивился: исполнительный и толковый Борис Назаров, как сообщила его мать, дома отсутствовал, а следовательно, можно было предположить, что он отправился в указанное место. В конце концов стало ясно, что мастер необъяснимым образом исчез. Кирсанов послал другого, но его пришлось разыскивать — в воскресный день он отдыхал на даче. Пока его привезли, пока объяснили, что от него требуется, прошло довольно много времени. Баруздин, который имел на руках фотографии всех действующих лиц разыгрывавшейся вокруг богатой наследницы трагикомедии, увидел, что после того, как в подъезд вошел некий милицейский «литер», оттуда вышел частный детектив Заварзин — главная, после француза, заноза в глазу господина Кирсанова. Смена караула? Получалось, что детектив все-таки прибег к помощи властей, а это вовсе не радовало. Но почему лейтенант один? Может быть, это всего лишь попытка сбить наблюдателей с толку? Наивный маскарад?

Баруздин поставил в известность Кирсанова, который буквально рассвирепел, но приказ повторил: наблюдать, охранять, при возможности захватить, не причиняя наследнице ни малейшего вреда.

Николай Константинович нервничал. Еще бы, дело скользкое, действовать надо крайне осторожно и четко, а из-за какого-то электрика уже случилась накладка!

Наконец человек с обшарпанным чемоданчиком покинул подъезд. Баруздин приоткрыл дверцу и вышел из машины, словно бы для того, чтобы размять ноги. Электрик встретился с ним глазами и, кивнув, поспешил прочь. Дело сделано. Можно было, конечно, не ждать специалиста, но в доморощенные таланты парней, давным-давно отвыкших работать чем-либо, кроме кулаков, Николай Константинович не верил: выведут из строя электричество и связь во всем доме, то-то жильцы шум поднимут. Сосредоточив свое внимание на удалявшемся специалисте, Баруздин увидел только спину Херби, входившего в подъезд в сопровождении какой-то незнакомой ему, броско одетой женщины, и… не узнал его, заглядевшись на пышные рыжие кудри дамы.

Странно, но, лишившись телефона и электричества, «птички в клетке» совершенно не проявили беспокойства, как можно было бы ожидать. Баруздину не удалось еще толком обдумать причины, вызвавшие столь неадекватную реакцию подопечных, как к нему подскочил взволнованный парень по кличке Жирный и затарахтел:

— Константиныч! Там Губа Лагутина заприметил! Он куда-то за дом пошел. Можно мы?..

— Заприметил, говоришь? — Баруздин поморщился. Однако вслух спросил: — А справитесь?

Жирный неуверенно кивнул.

— Н-да… — протянул Николай Константинович, недолюбливавший трусливого Жирного и наглого, самоуверенного Губу. — Ну действуйте. Только чтоб комар носа!..

— Чего с ним делать-то? Перо под градусник?.. — спросил Жирный и осекся под уничтожающим взглядом Баруздина.

— Никакой мокрухи! — строго приказал он. — Хозяину шума не надо. На дачу отвезете. Но глядите мне, чтоб в товарном виде.

Пронаблюдав, как от кромки тротуара отъехала машина, управляемая Губой, Николай Константинович поежился от холода и хотел уже вернуться в автомобиль, но…

— Шуба, Константиныч! — раздался громкий шепот одного из парней.

Бросив взгляд в другую сторону, Баруздин ощутил неприятный укол под ложечкой — из-за угла дома со стороны четвертого подъезда медленно, словно бы лениво вывернул милицейский «бобик».

Исправный налогоплательщик, добропорядочный американский гражданин, больше того, служитель закона Роберт Гаррис, казалось, сошел с ума.

«Нет! Нет! — надрывалась, криком кричала душа Гарриса. — Нет! Я не сяду в холодную русскую тюрьму!»

Боб, стараясь не бежать, вышел на улицу и очень быстрым шагом заспешил к проезжей части. Перейдя дорогу, он остановился и замахал рукой. Несколько машин пролетели мимо, вероятно, их водителям не захотелось связываться с растрепанным, всклокоченным и, судя по резким, порывистым движениям, очень нервным, возможно, не совсем нормальным, а скорее всего, совсем ненормальным гражданином.