Елена Яковлева - Красное бикини и черные чулки

А Кошмаров, словно назло мне, озарился казенной улыбочкой:

— Да вы идите, идите, Марина Владимировна. Сегодня у меня больше нет к вам вопросов. И… Жанну Аркадьевну позвать не забудьте.

Еще и пальцами небрежно так щелкнул, чем разъярил меня окончательно.

— Вот и славно, вот и хорошо. — Я отклеилась от двери и раскованной походкой вернулась на прежнее место. — У вас вопросов ко мне нет, а у меня к вам — предостаточно.

— Что-о? — Кошмаров чуть со стула не свалился.

А я нарочно достала из сумки ручку и старый замурзанный блокнот:

— Вопрос первый. Почему так случилось, что не вы, следователь прокуратуры, а мы с небезызвестной вам Жанной Аркадьевной додумались обойти магазины, в которых среди прочего торгуют и красным бельем? Вопрос второй. Почему…

К глубокому моему сожалению, второе «почему» потонуло в раскатистом, буквально нечеловеческом рыке. А как по-другому охарактеризовать те нечленораздельные звуки, которые произвел следователь Кошмаров.

— Гр-р… Бр-р… Др-р… Хр-р… Дык… Дык… Да как!.. Да что!.. Что вы себе позволяете?!

Ну нет, подумала я, хочешь не хочешь, а ты меня выслушаешь, и заорала так, что у самой уши заложило:

— А не надо, не надо меня пугать! Не надо! И крайней себя назначать я тоже не позволю! Если Вице и его горгона — неприкасаемые, то это ваши проблемы, а не мои! Не смейте обращаться со мной, как, как… Как со вспомогательным материалом!

Я остановилась на мгновение, чтобы хватануть воздуху, увидела разъяренную физиономию Кошмарова, зажмурилась от страха и понеслась дальше:

— Вы же знаете, кто убил этого, ну мужа секретарши Ветлугина! Да мадам Ветлугина его и укокошила из опасений за карьеру супруга. И к секретарше она затем же явилась — чтобы убрать лишнего свидетеля его грехопадения, к тому же промышляющего шантажом. Я вам больше скажу — она же, скорее всего, и Ольгу Пахомову порешила. И по той же причине. Ольга наверняка все про Ветлугина знала, потому что ездила с ним в Голландию в составе городской делегации по обмену передовым опытом.

У меня на языке уже вертелись комментарии по поводу привезенного из Голландии «передового опыта», но Кошмаров с досады, что ему так и не удалось меня переорать, самым бесцеремонным образом вытолкал меня за дверь. И все равно в душе я чувствовала себя победительницей. И в Жанкины объятия рухнула вся исполненная торжества.

— О-он бил тебя? — пролепетала Жанка дрожащим голосом. — Пытал, что ли?

— Ага, иголки под ногти загонял, — лучезарно улыбнулась я, — но я ему ни слова не сказала. — И подтолкнула ее к двери. — Ну иди, иди, он тебя ждет.

Теперь уже я маялась в коридоре в ожидании Жанки. Ну не могла я уйти, не узнав, чем все кончится. Жанка отсутствовала минут сорок — Кошмаров пытал ее не так долго, как меня, — но и за это время я успела все ногти до мяса обкусать. Уж не знаю, что бы я себе еще отгрызла, не явись Жанка. А она нарисовалась в дверном проеме кошмаровской пыточной неожиданно довольная и, не побоюсь этого слова, счастливая.

— Ты что? — спросила я ее громким шепотом.

— Маринка! Мариночка! — взвизгнула Жанка и бросилась мне на шею. — Он сказал, что… Сказал, что, возможно, он выпустит Порфирия! Завтра!

Да и хрен бы с ним, с этим Порфирием. Если на то пошло, он заботит меня гораздо меньше, чем Усама бен Ладен. Особенно после того, что я наслушалась в кабинете Кошмарова.

— Ну выпустит и выпустит. — Я с трудом увернулась от Жанкиных объятий и, вцепившись в рукав ее кацавейки, потащила к выходу. — Лучше скажи, о чем он тебя спрашивал?

— Да так, — неопределенно молвила Жанка, пребывающая в неге по случаю скорого свидания со своей морской свинкой, — о том о сем…

— Что значит «о том о сем»? — взорвалась я. — Ты где была, на допросе у следователя или на приеме у английской королевы?

— Ой, ну ты скажешь, — глупо хихикнула вся из себя разомлевшая Жанка. — Ну Кошмаров… Он спрашивал про фотографию, про Козу, про то, как нам пришло в голову, что она может иметь отношение к убийству…

— А с этого места подробно и по порядку. — Схватив Жанку за воротник, я слегка ее попридержала, а то бы она в своем счастливом трансе точно в стенку врезалась. — О каком убийстве речь?

— О Пахомихином, разумеется, о каком еще… Ну я ему все выложила. Как мы по магазинам ходили, как Людку-Козу там встретили и так далее. Да, он меня еще спрашивал, не видела ли я у тебя когда-нибудь пистолета. Вот придурок, откуда же у тебя пистолет? И еще про Людкиного голубенького муженька, мол, знаю ли, видела… Сказала, что пару раз лицезрела и особого удовольствия от этого не получила. Такой пупсик, такой симпампулечка, он мне всегда подозрительным казался. Так оно и вышло. А уж Вице-то, Вице, — затарахтела Жанка, — наездился по Голландиям, набрался передового опыта, как будто СПИДа нам мало! Эти голландцы, они же в таких делах самые отвязанные. У них там даже браки однополые разрешены. Не хватало только, чтобы и наши прогрессисты до такого додумались. Тогда уж точно замуж во веки вечные не выйдешь. И так мужиков мало, а тут и вовсе все между собой переженятся, а ты сиди и жди рыцаря в сверкающих доспехах, пока не облезешь. Или тоже это… перепрофилируйся с горя!

— Ну что ты несешь, Хвостова! — Я обливалась потом, буксируя разомлевшую Жанкину тушу к автобусной остановке. — При чем тут голландцы? Какое мне до них дело? Ты лучше скажи, он как-нибудь объяснил свое решение выпустить Порфирия? Ну в смысле он не сказал, что нашел настоящего преступника?

— Что-то не припомню! — беззаботно прощебетала Жанка. — Да мне, собственно, все равно. Главное, чтобы Порфирия выпустил.

А у меня вдруг на душе стало тревожно. Хорошо, если Кошмаров нашел более подходящую кандидатуру в лице Медузы горгоны. А если в моем? Конечно, я не убивала бойфренда Вице, и Кошмаров наверняка это знает, но пистолет в моих руках все-таки побывал… Так что если Кошмарову сильно захочется объявить меня маньячкой, формальный повод у него найдется.

Ах, с каким удовольствием он со мной расправится, могу себе представить. Особенно после того, что я ему наговорила в последний раз. Припомнит мне мою «самодеятельность». А между прочим, это я, а не он, рисковала своей молодой цветущей жизнью, чтобы пролить свет… Ну и так далее. Короче, ищи и обрящешь. На свою голову. Потом не жалуйся.

В автобусе, которым мы добирались до работы, мы с Жанкой и словом между собой не обмолвились. Думали о своем, о девичьем. Жанка мечтала о Порфирии, я ломала голову над тем, что «день грядущий мне готовит», хотя и так ясно было, что ничего хорошего. Паршиво, хоть реви. Не жизнь, а сплошная цепь неприятностей. А тут еще машина, как нарочно, сломалась. И «Мерседес» я опять-таки некстати стукнула, теперь на мне долг, а я продолжаю искать приключения на свою, ну, сами знаете, на что.