Маргарита Резник - Сахар…

– О да! Шестьдесят кусков! Красные и зелёные! – Чеширский кот сейчас выглядел бы менее счастливым и умиротворённым, чем Прокоп, который водил загорелыми пальцами по стопкам бумажек в сумке. – Закрой дверь, не дай бог кто-нибудь из этих барыг решит вернуться, – прошипел «Мидас» на этот раз злобно. – Деньги приманивают всех, а этим уродам я точно не доверяю.

– Сегодня у тебя было человек пятьдесят, все чисты, даже без условок. – Саше сейчас не нужна была бдительность этого мерзкого наркодиллера, как раз её-то нужно как можно скорее усыпить.

Квартира над тем самым подвалом была красивой, снятой на сутки двушкой. Окна, занавешенные зелёным бархатом, пропускали едва уловимый свет фонарей, расположенных на главной улице города. Яркий свет резал воспалённые глаза Андрея, поэтому в комнате, где эти двое расположились, горела только пара свечей.

– Можешь успокоиться, им нет смысла возвращаться, уж слишком подозрительно это выглядело бы, – объяснил Саша. – Они – не новички. Вернуться и быть пойманными, скорее, удел слабоумных.

По лицу Прокопа разлилась блаженная улыбка, и Саша, было, успокоился, как вдруг тот выдал:

– А ты не дурак, я уже подмечал это. – Прокоп прищурился и медленно встал с кресла. – Ты прав, это место опасно, нам нужно переместиться.

«Только не это», – мелькнуло в голове у федерала, но внешне он был спокоен. Паниковать можно, когда умер, а до этих пор думай холодно и быстро. Для начала нужно узнать, что затеял этот идиот.

К счастью, рассудок Прокопа, не отличающегося особым интеллектом, и уставшее от начинающейся ломки тело, подсказали лишь слабый отблеск побега – он решил переместиться в соседнюю квартиру, которую тоже зарезервировал на всякий случай, но мелким «толкачам» наркоты он об этом, разумеется, не сообщал.

По «приказу» начинающего покрываться холодным липким потом Андрея, Саша позвонил арендодателю – женщине средних лет, которая тут же прибежала с первого этажа, гремя ключами к руках. Её суетливые движения, приправленные испуганным взглядом исподлобья и задабривающей улыбкой, тут же были поощрены парой крупных купюр. Женщина, ушла, рассыпаясь в благодарностях, а молодые люди перебрались в другую квартиру.

Когда Саша закрывал за собой дверь, ему на миг показалось, что под лестницей кто-то есть. Он выглянул, но увидел лишь небольшой закуток, в котором не мог спрятаться человек, разве только кошка. Мужчина вошёл в квартиру, свет, естественно, был только от свеч, шторы так же занавешены. «Мидас», обнимающий чёрную кожаную сумку, в которой только половина его «золота» принадлежит ему, спросил, развалившись на диване:

– Кто там был?

– Никого. Я посмотрел, закрыли ли мы дверь в предыдущей квартире.

– Не переживай, я пошлю туда Джонни, – как бы вальяжно Прокоп ни расселся, нога всё-равно выдавала его нервозность. Остатки кокаина в крови с каждым мгновением теряли свою эффективность, а новой дозы у него ещё не было.

Джонни был пареньком, с которым Сашу познакомил Прокоп неделю назад. Этот маленький худощавый цыган, худой, как беглец из Бухенвальда, при этом дрался быстро и ловко, как настоящий азиат.

Иванов год назад пытался влиться в банду карельских преступных группировок. Работая под прикрытием, устанавливал связи, распространял пугающие слухи о себе, заставлявшие уважать новичка. Но случилось так, что операция сорвалась из-за опасности раскрытия, и ему пришлось вернуться. Прокопу его кто-то посоветовал, а постоянная шестёрка Джонни недолго сопротивлялся присутствию рядом Саши-Цыгана известного своей жестокостью.

Теперь этот Джонни мог испортить всё дело. Но Прокоп уже звонил, и Саше, сидевшему напротив «шефа», пришлось ещё больше сконцентрироваться. Узнать имя французского наркодиллера – цель номер один.

– Сегодня останемся здесь, – сказал Прокоп, – а завтра с утра кинем бабки в банк. Пусть этот лягушатник убедится в моей честности.

– У тебя есть номер его счёта? – удивился Саша, слегка напрягаясь – наконец-то зацепка!

Прослушка телефона до сих пор не принесла никаких результатов, имени этот, раздражающий до зуда, наркоша, не называл, но по номеру счета легко идентифицируется личность. Осталось подождать завтрашнего утра, и эти двое будут целовать пол в камере всю оставшуюся жизнь.

– А чему ты так рад? – недоверчиво покосился Прокоп, но резко схватился за левый бок, на лице застыла гримаса боли. – Чёрт, печень как будто рвётся…

Забавно наблюдать за ломкой человека, который даже не знает, где находится печень. Саша готов был расплыться в улыбке, его снова спасла нехватка кокаина в теле недоверчивого «шефа», но самообладание – черта, которая никогда ещё не подводила, и лицо осталось непоколебимым.

– Принеси мне «коня», срочно! – хрипло приказал скрученный от мук мужчина в кресле.

Саша кивнул и ушёл, заперев дверь на всякий случай.

«Одиннадцать тридцать – самое время для захвата! Меня повысят, и тогда эта рыжая бестия будет локти кусать, что развелась с главным следователем Российской Федерации!»

Эти и другие мысли подобного рода вспыхивали беспорядочным потоком частиц в голове Ильи Мошкина, пока он ехал на машине своего напарника к дому на Ленина. Его разум с возникшим пару дней назад маниакальным стремлением к известности и власти, а до тех пор к Кате, подсказал вполне приличную идею ехать не на патрульной машине. Хотя он навряд ли додумался бы сам, или пришёл дедуктивным методом анализа улик к тому, где сегодня может находиться тот самый подозреваемый, что утром был выпущен из СИЗО. Всё объяснялось просто: два часа назад он подслушал телефонный разговор жены с каким-то парнем. Из-за шумевшей воды чётко удалось расслышать только последнее предложение: «Ленина 18, квартира 5» – так бы и не ясно, что это за адрес, но в середине разговора мелькнуло знакомое имя «Андрей Прокопьев», и картинка сложилась.

«Наверняка эта шлюшка уже помогает своему фээсбэшнику. – Молодой полицейский напряг ноздри, а кисти зажали руль, словно динамометр, стремят выдавить максимум. – Зато я буду первым!»

Гордо вскинув голову, он чуть было не свернул на встречную, но вовремя пришёл в себя.

– Ладно, засажу этого козла, потом гордиться буду, – немного струсив, сказал вслух Илья и добавил: – Неубитого медведя по осени считают».

Двенадцать часов ночи. Мобильник стоит на беззвучном режиме, не дай бог, кто-то услышит. Сбившееся от страха дыхание и урчание в животе могли бы запросто её выдать, если б не шумы из разных квартир. Агата сидела в подъезде, где с разных сторон слышались звуки животных криков, охов, перебиваемых громкими всплесками музыки из рекламы.