Маргарита Резник - Сахар…

Агата с трудом сдержала позыв к рвоте – чья-то неимоверная жестокость, а не вид крови вызвал такую реакцию. Мелкими дрожащими шашками девушка приблизилась к ужасному «пиршеству».

Подойдя вплотную к столу, Агата смогла разглядеть под простынями очертания человеческого тела. В области живота простыни были сплошь испачканы загустевшей кровью, а из отверстия между ними зияла дыра диаметром двадцать сантиметров, в которой просматривались пульсирующие внутренние органы, сочащиеся кровью.

Агата глубоко вдохнула через нос – немного полегчало. Проверять пульс не было необходимости – было и так ясно, что человек ещё жив. Она одёрнула простынь с лица – молодая девушка со светло-русыми волосами, красивые черты лица, и Агата ужаснулась тому, что на месте этой несчастной может оказаться она сама. Судя по всему, требовалось поскорее убираться отсюда, но для начала она должна вызвать помощь.

Отчаянная блондинка схватилась за телефон, как вдруг тупой удар обрушился на её затылок, и девушка провалилась в полнейшую темноту.

– У нас свидетели. Валите из города! – Голос в трубке звучал холодно и жёстко.

Матрос не отличался особой эмоциональностью, но как-то своё сообщение должен был объяснить.

– Это что значит?! – зашипел в трубку Юрий Самсонович, спешно выходя из комнаты, где его ждали жена с сыном.

– Когда я разделывался с Вашей «проблемой», у меня возникла другая проблема – там появилась свидетель, какая-то девчонка.

– О чём ты?! Что значит – «разделывался»? Я же сказал тебе только припугнуть её. – Подольский старший еле сдерживал себя, лихорадочно кусая губы. – И что за девчонка?

– Ты сказал, сделать так, чтобы она отстала, но ни в чём не ограничивал меня! – В голосе наёмника зазвучало оскорблённое самолюбие, приправленное изрядной долей возмущения.

– Но я же и предположить не мог, что ты попытаешься что-то с ней сделать! – почти заорал Юрий Самсонович, но всё так же, шёпотом.

– Это уже твои проблемы. Скажи спасибо, что вообще предупреждаю про облаву, понятно?

– Какую облаву, ты же сказал, что там была только какая-то девчонка! Сплошные бабы кругом!

– Неужели ты думаешь, что я бы с ней не справился? – хмыкнул громила. – Я её вырубил, но за ней пришёл какой-то опытный боец, немногим хуже меня. Он напал сзади, еле отбился, ничего не оставалось, как бежать. Девчонки остались там, как первая, так и вторая.

– Что за боец? Я его знаю? – Подольский и вправду знал много криминальных личностей в городе, но на этот раз не повезло.

Матрос описал совершенно неизвестную ему внешность: высокий тестостероновый качок в капюшоне. Наёмнику удалось разглядеть и лицо – ничего особенного, кроме шрама от ожога на подбородке. Таких Подольский не знал, получается, не местный. А раз в Питере посмел появиться кто-то чужой, значит, дела плохи, действительно надо валить.

Сидя на пустом Ладожском вокзале, Агата пролистала журнал пропущенных звонков. Один непринятый от Кати. Тут она вспомнила, что собиралась ей позвонить в полночь, и вдруг в голове у блондинки пронеслись все события последних нескольких дней, она снова содрогнулась от вида изуродованной девушки, возникшего в памяти. Ну, теперь-то уж пора звонить подруге, слишком много накопилось, чтобы скрывать.

Первые десять минут говорила только Агата. Она рассказала про то, как скучает, как жалеет, что уехала и, что с актёрской деятельностью ничего не вышло. Про то, как проснулась утром с шишкой на затылке, полученной при ударе накануне ночью, когда она потеряла сознание в жуткой квартире, где осталась девушка, которая возможно уже мертва. И ко всему этому прибавился ещё странный преследователь в капюшоне. Запутанный клубок стал ещё более запутанным, когда Катя поведала о предсказаниях Розы и какой-то странной отлучке Саши и Павла.

На минуту девушки замолчали, словно мысленно перебирая всевозможные варианты разгадок.

Первой нарушила паузу Агата:

– Мы так ничего не придумаем! – заявила она. – Нужны ещё данные.

– А Максима ты больше не видела?

– Нет, он исчез. Его ребята сказали, что съёмки переносятся на весну, и это тоже очень подозрительно.

– Да уж точно, – поддакнула Катя.

Поскольку ни одна из них не знала, что тут ещё сказать, снова возникла пауза, которую и в этот раз нарушила Агата, задав как бы отвлечённый вопрос:

– А как прошёл Новый год?

Дальше Катя в красках описала, как Павел уехал с некой Ксенией Шпакович, которая почему-то показалась ей подозрительной, что ещё сильнее запутало историю. Девушки сходились во мнении, что все эти моменты не связаны между собой: часть происходила в Петербурге, часть в Петрозаводске, а некоторые факты вообще притянуты за уши, и не укладывались в общую историю. Агата уже даже соглашалась считать себя шизофреничкой и параноиком, и предположила, что никакого окровавленного тела вовсе не было, но одна деталь никак не давала покоя. Дело в том, что и в Петрозаводске, и в Питере имелся один и тот же подозрительный герой – тайный преследователь в капюшоне! Он-то и выступал той ключевой деталью в общей мозаике, благодаря которой этот пазл приобретал хоть какие-то осмысленные очертания.

– Приезжай скорее! Мы с Сашей тебя встретим, – подвела черту разговору Катя.

Остап Сергеевич стоял возле шкафчика с различными отвёртками, плоскогубцами, паяльной лампой, ножницами по металлу и другим оснащением, какое обычно бывает в гараже. Помещение и правда походило на гараж, только машины в нём не было, и размерами оно напоминало больше широкую парадную, и сбоку виднелась косая лестница, ведущая наверх.

– Может, я тебе ногти оторву, как в Средневековье? – полный мужчина в широком домашнем халате, сходящемся на животе, как крылья моли, говорил фальшиво спокойно. Голос то и дело срывался на писк. – Или уж ты сразу подпишешь дарственную на «Центр»?

В ответ прозвучало только злобное мычание, рот оппонента был плотно забит тряпкой, перевязанной на затылке.

– А может подпалить тебе немного личико? Оно меня так раздражает. – Тучный как медведь мужчина, взял паяльную лампу и подошёл вплотную к своей жертве.

Его лоснящееся лицо склонилось над головой Павла, привязанного к двум столбам за все четыре конечности, и брызгая слюной, заорал:

– Ненавижу тебя и твоих маленьких ублюдков! Честные порядочные люди умирают, а тебе жалко этих вонючих отпрысков дьявола?

Обнажённое тело, на котором не было никакой одежды, за исключением трусов-бо́ксеров, висело, словно приготовленное для четвертования. Павел мычал от лютогоненависти к своему мучителю.

Палач стянул тряпку с лица своей жертвы.

– Говори, отдашь мне свой грёбанный приют?