Виолетта Горлова - Как пальцы в воде. Часть 2

Я только подумал о Фрэнке, как он мне позвонил, сообщив, что уже прилетел и скоро будет в отеле, спросил в каком номере я живу и напомнил мне о сытном и вкусном ланче. Мы не были еще с Тодескини настолько дружны, чтобы я знал его предпочтения в еде (у меня были абсолютные знания о его пристрастиях в алкоголе, но об этом с утра можно было не беспокоиться). Поэтому я ориентировался только на свои желания и скудные воспоминания о наших, не таких уж и частых совместных трапезах.

Поработав еще минут сорок, я почувствовал голод, но, посмотрев на часы, прикинул, что полчаса ожидания – мелочь для волевого человека.

Сняв халат, я натянул на себя тонкий свитер в шоколадно-бежевых тонах и черные джинсы и, налив в стакан апельсиновый сок, подошел к окну – рассмотреть погоду в перспективе грядущего дня. В перспективе – мне удалось не очень, разве что – на ближайшие пару часов, которые меня не очень-то и волновали, потому что все равно мы с Фрэнком проведем их в моем номере за ланчем и, надеюсь, за конструктивным разговором в поисках истины.

Осеннее солнце решило, по-видимому, сегодня основательно отдохнуть, устроив в октябре декабрьское утро. Низко нависшее, сизое, небо обещало в лучшем случае затяжной дождь, а в худшем – мокрый снег. Хотя эти две версии развития погодного настроения для меня не имели принципиальной разницы.

Продолжить размышления на тему: «я и погода», мне помешало легкое стаккато в дверь моего номера. Попытка Фрэка простучать какую-нибудь замысловатую мелодию, возможно, и удалась бы, но я открыл дверь.

Фрэнк, вероятно, утопически надеясь произвести какой-то особый эффект на французскую богему, выглядел, как художник с претензией на беспредельный креатив: трикотажный блузон цвета лимонной пастилы с темно-вишневым и синим орнаментами на груди, бордовые брюки свободного покроя; из-под открытого ворота виднелась сливовая водолазка; такого же цвета шарф, повязанный в гламурно-богемном стиле (название стиля сказал мне позже Фрэнк), довершал наряд беспокойного самца-попугая в стадии активного поиска подружки. Золотисто-медный капюшон волос обрамлял худое лицо с отросшей двухдневной щетиной. И если бы хакер был в черной сутане – вполне мог сойти за монаха или проповедника, потому что огромные голубые глаза Тодескини горели каким-то фанатичным огнем и азартом, хотя вряд ли религиозной природы. Энергично ворвавшись в мой номер, он ураганным прыжком заскочил в туалет, на ходу сбросив на пол две больших сумки. У меня возникло ощущение, что за ним кто-то гонится, и я автоматически выглянул за дверь: относительная тишина, безлюдность коридора и холла меня успокоили. Впрочем, его молниеносность могла иметь другую подоплеку, и шум воды сливного бачка унитаза подтвердил мой последний вывод.

Вскоре Фрэнк уже сидел в широком кресле у кофейного столика и беззаботно улыбался, радуясь произведенному эффекту.

– Как тебе мой наряд?

– Смотря кого ты хотел очаровать… Если – французских женщин – едва ли тебе это удалось. А вот если геев, то… может быть.

– Хотелось бы покорить всех, – серьезно ответил Фрэнк. – Но на вечер у меня припасен другой наряд. – Он поднялся и подошел к зеркалу, висящему на противоположной стене. Улыбаясь своему отражению, мужчина промолвил:

– Как ты думаешь, Марк, мне пойдет дирндль?

– Что тебе подойдет?

Фрэнк повернулся ко мне и манерно спросил:

– Ты, смотрю, совсем не в тренде? Дирндль – это женский национальный костюм альпийского региона. Знаешь, такая блуза с корсетом и широкая юбка с ярким фартуком.

Молчал я минуты три, пытаясь понять, окончательно ли свихнулся Фрэнк или все же есть шанс на благополучный исход его психопатии. Тодескини ждал моего ответа…

– Ну… мне кажется, тебе пойдет не только… мм… как там называется этот чудесный наряд? – спокойно спросил я (всем известно, что больных людей не надо нервировать).

– Дирндль.

– Вот-вот, дирндль, – согласился я и, подойдя к окну, повернулся спиной к моему гостю, чтобы тот не видел выражение моего лица. А затем сказал величественным голосом, вложив в него всю свою серьезность: – Но, думаю, эффектнее все же ты будешь смотреться в ципао, а вот ханьфу тебе пойдет меньше. Но это мое личное мнение, тем более я не знаю, насколько это сейчас в тренде. Можно еще попробовать цюньчан из шелка или дамаста, только обязательно с биси. В этом случае, нельзя, безусловно, забывать об исподнем, чжуньи или чжунчан из хлопчатника или шелка. Хотя лучше тебе все-таки проконсультироваться с ведущими стилистами, я-то детектив. Ты, Фрэнк, обладаешь исключительными внешними данными, даже не всем китайцам идет их национальная одежда, а вот ты в ней будешь смотреться очень органично. – Я развернулся от окна и посмотрел на Фрэнка, застывшего у зеркала и приоткрывшего рот в какой-то странной гримасе. Пожалуй, я перестарался: надо было срочно выводить парня из ступора. Но он меня опередил:

– Наверное, ты прав, лучше мне поговорить со специалистом. Все-таки мода-дело тонкое, – констатировал он каким-то отрешенным голосом, но, увидев выражение моего «поплывшего» от раздираемого смеха лица, лукаво улыбнувшись, добавил: – Марк, я уже решил было, что ты того… малость ударился головой о пролетающий астероид.

– А он что, пролетал? – усмехнулся я. – А что я тогда должен был подумать о тебе и о твоем дриндле?

– Дирндль, Марк, – исправил Тодескини.

– По-видимому, какой-то вирус от своего компа ты точно подхватил, – заметил я. – И как давно ты носишь женскую одежду?

– Пока еще ни разу не пробовал. Вот, подумал, Париж – мировая столица моды, может, и мне стоит освоить еще одну профессию? Конечно, по окончанию нашего расследования. – Он устало вздохнул и направился к креслу:

– Насчет вируса, Марк, ты не прав, – зевнув и развалившись в кресле, Фрэнк пояснил:

– За трое суток я поспал в общей сложности, наверно, часов тринадцать. – Так что у меня не вирус в голове, а какой-то сумасшедший нейрон там завелась.

– Так, может, тебе поспать?

– Вечером, Марк, вечером. Давай закончим запланированную работу, чуть расслабимся, а уж затем спать. Тем более я выпил уже не одну чашку кофе, так что все равно сейчас не смогу заснуть. Вот поесть бы… – Мимика Тодескини заметно изменилась: глаза печально обозрели пустой стол, уголки губ скорбно опустились, рыжие брови сердито нахмурились – точь в точь ребенок, которого лишили сладкого.

– Не плачь, малыш, сейчас принесут твое мороженое, – усмехнулся я.

– Я не ем мороженого, дядя. Я ем мясо три раза в сутки, – он улыбнулся и оскалился, корча из себя свирепого хищника. – Надеюсь, ты забил хоть кого-нибудь? Мне предпочтительно мясо крупного рогатого скота. Огромный стейк или бифштекс меня может задобрить на какое-то время для общения с тобой.