Виолетта Горлова - Как пальцы в воде. Часть 2

– Я вообще-то очень голоден, – недовольно буркнул Тодескини.

Улыбнувшись, я тоже кивнул ему в ответ.

Мы с большим энтузиазмом стали изучать меню, исключив свои прежние мысли о возможном отравлении. Меню нас не разочаровало.

Через несколько минут подошла та же официантка, бейдж которой сообщал имя женщины – Анна. Она мило улыбнулась и выжидательно на нас посмотрела.

– Мне, пожалуйста, салат из морепродуктов, суп-пюре, филе из говяжьей вырезки под перечным соусом с картофельным пюре и ежевичное вино в качестве аперитива, – вкрадчивым и елейным голосом сделал свой заказ Тодескини, чем вызвал легкую, не лишенную кокетства улыбку женщины.

Я заказал греческий салат, суп-буйабес, приготовленный из мелкой рыбешки, рагу из телятины и вино, настоянное на мирте.

Официантка удалилась. А я в уме прикинул и успокоился: здесь наш счет не должен был потянуть на стоимость малолитражки, хотя с таким сотрапезником как Фрэнк, считающим себя современным Крезом, такая вероятность меня вряд ли уже могла испугать. А еще мне вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, где-то есть скрытая видеокамера, поэтому не стоило особо «разбрасываться «эмоциями.

– Ну и? – промычал мой приятель.

– Я думаю: доктор Брошер – талантливый специалист.

– В психотерапии?

– Ага, – усмехнулся я и выразительно посмотрел на Тодескини, подумав, что этот «талантливый» специалист месье Брошер долго, по-видимому, репетировал свою речь или часто ее произносил; и мне показалось, что он пытался отвлечь наше внимание от чего-то другого. Зачем это ему?

– А мне доктор очень понравился. Такая душка… – глаза Тодескини нагло смеялись. Несомненно, он осознавал, что переигрывает, хотя и пытался держать свой язык на привязи. Я уже сейчас предвидел, какой ушат помоев выльет он на несчастного доктора, когда мы покинем это место, хотя, справедливости ради, надо заметить, что месье Брошер этого не заслуживал. Он просто вызывал у нас антипатию… и еще какие-то, пока неясные чувства.

Наш заказ принесли достаточно быстро, да и ели мы чуть торопливо, не слишком пытаясь растягивать удовольствие, предполагая скорую встречу с мадам Сорель. Все оказалось достаточно вкусным. И корсиканский деликатес – простые вина, настоянные на ежевике и мирте, тоже были весьма приятными и ароматными. За обедом мы разговаривали ни о чем, не собираясь делиться с месье Брошером нашими с Фрэнком планами на ближайшее будущее. Но в конце трапезы я все же решил бросить пробный шар, обмолвившись, что давно от мадам Оливии не было никаких подсказок относительно смерти Мишель, в душе надеясь: а вдруг она захочет с нами встретиться, к примеру, в Кальви и поговорить обстоятельнее?

Прошло более пятидесяти минут ожидания. Фрэнк расплатился за обед и заказал себе еще полпинты пива. Официантка все также продолжала улыбаться, и я было подумал: общение с чрезмерно говорливыми жильцами для нее уж точно не прошло без последствий; очевидно, здесь немало таких, о которых говорят, что у них сбита «кукушка».

Вскоре из центрального входа небольшого корпуса высыпалась небольшая толпа: по одному или группами. Но рассаживаться за столами появившиеся люди-в основном немолодые – не стали, а разбрелись по парку и саду, наверное, чтобы нагулять аппетит перед ужином.

Через некоторое время из той же двери появились две женщины, на одной из которой, весьма худощавой, был светло-оливковый брючный костюм, а на другой, крупной даме – голубое платье с белым воротничком. Не составляло труда понять, что к нам приближаются Николь Сорель со своей сиделкой.

Мы встали, чтобы поприветствовать дам и познакомиться с ними. Женщины подошли и поздоровались. Та, которая в моем представлении была сиделкой (бейдж у нее отсутствовал), высокая и грузная, как шкаф, сказала:

– Я сиделка мадам Сорель. Меня зовут мадемуазель Патрисия Ренье. Оставляю мадам Сорель на ваше попечение, месье, – голос у сиделки был низкий, с легкой хрипотцой, да и внешне она больше походила на медбрата, чем на медсестру. У мадемуазель Ренье была короткая стрижка, цвет волос – «соль с перцем», маленькие темные глаза и двойной массивный подбородок. Но, несмотря на внушительный внешний облик, выглядела дама моложаво – лет на сорок с небольшим – может, благодаря мощной энергетике, исходящей от ее большого и, видимо, мускулистого, но уже оплывшего жировыми излишествами тела. Судя по количеству работников пансионата с избыточным весом, я сделал два вывода: либо в этом заведении работает непрофессиональный диетолог, либо доктор Брошер – действительно талантливый врач, сумевшим внушить как себе, так и окружающим, мысль, что полнота не самый худший вариант из существующего многообразия комплексов.

– А можно мне выпить немного вина? Ко мне же приехали гости! – звонким, неожиданно красивым и молодым голосом обратилась мадам Николь к «шкафу».

– Конечно, дорогая. Какое вы хотите? – Тон ответа сиделки стал слащавым и противным, как завалявшаяся карамель, и уж точно более высоким, чем предполагал ее естественный тембр голоса.

Я отодвинул кресло для мадам Сорель и помог ей присесть. Мы с Фрэнком тоже уселись на свои места.

– Пожалуй, миндальное, – радостно ответила «дорогая». – Да, и кусочек торта с миндалем и орешками пинии.

– Но не много ли орехов, мадам? – не удивляясь, и, по-видимому, проформы ради, уже «своим», прокуренным, голосом спросила сиделка.

– Нет, немного. Вы разве забыли, Патрисия, что орехи улучшают цвет кожи и состояние волос? К тому же они способствуют омоложению всего организма, – продекламировала мадам Сорель. – Сколько раз вам повторять, мадемуазель Ренье? – Глядя на сиделку исподлобья и по-птичьи наклонив голову, раздраженно спросила ее подопечная. Но тут мадам Николь заметила лежащий в кресле пакет. В маленьких глазках женщины промелькнуло детское любопытство, но усилием воли она сдержала рвущийся из уст вопрос и перевела свой изучающий взгляд на Тодескини. И пока она оценивала моего приятеля, я смог рассмотреть ее.

Николь, действительно, выглядела моложе своих пятидесяти лет, но, подозреваю, что это не было заслугой орехового рациона; да и на первый взгляд, казалось, что собственная внешность не очень-то заботила женщину. Темные волосы, выгоревшего серо-коричневого цвета, короткие и торчащие, похожие на плохо постиранную меховую шапку, открывали низкий, гладкий лоб. Черты лица мелкие и вполне заурядные. Наверное, в молодости она обладала своеобразной привлекательностью, но до красоты Мишель ей было далеко – жестокая шутка родительских генов. Кстати, мисс Форестье не была похожа на свою мать. Цвет лица мадам Сорель-то ли «пепел розы», то ли «серебристый пион» – не добавлял ей привлекательности, но подтверждал диагноз доктора Брошера. Зато морщины не очень-то спешили проявиться на лице и шее женщины. Темно-карие круглые глаза, близко посаженные к переносице, смотрели настороженно, но не без удивления. Она напоминала мне маленькую птичку, опасающуюся хищника. Это сходство усиливала слегка наклоненная к левому плечу маленькая головка Николь. Да и сама дама была не то чтобы хрупкой, но какой-то тщедушной и скукоженной. Хотя несколько раз в ее испуганном взгляде мелькнула тень радостного ожидания. Только на что было направлено это предвкушение удовольствия?… На общение с нами или на предстоящую трапезу?