Петр Галицкий - Цена Шагала

— Не так важно, говоришь? Да нет, друг сердечный, мне кажется, ты вполне понял, насколько это важно, и быстро просчитал возможные последствия. Естественно, он выздоровеет, естественно, начнутся расспросы. И я сомневаюсь, что сей разговорчивый москвич захочет скрыть от английских правоохранительных органов то, что с ним случилось, и саму, так сказать, первопричину происходящего. Дальше — больше. Дальше они выйдут на тебя, ты, само собой, убоявшись праведного гнева английских бобби, тут же назовешь мое имя, а там, глядишь, поделишься еще какой-нибудь полезной для них информацией… Картины тебе, конечно, придется вернуть. Но, с другой стороны, из воды ты надеешься выйти весьма сухим, не так ли?

— И в мыслях не было, Геннадий, как тебе это могло прийти в голову?

— Да вот, как видишь, пришло. И посему я подумал: нашу замечательную сделку, перспективами которой ты так радушно кормил меня посредством Интернета, мы отменим. Более того. Я думаю, что в данной ситуации хранить у себя столь значительные произведения искусства тебе будет небезопасно. Поэтому мы со Славиком с удовольствием избавим тебя от неприятной обязанности хранителя. Правда, Славик? — И Ермилов повернулся к Шутову.

— Конечно, Геннадий Андреевич. Обязательно избавим.

Кошенов несколько побледнел и подался вперед.

— То есть как? — спросил он. — На каком, собственно, основании? У нас же был договор?

— Видишь ли, Илья. В этой ситуации все наши возможные договоренности как бы теряют силу. Посуди сам: мне явно не с руки ввязываться в авантюры с убийством. Я бизнесмен серьезный, уважаемый, мне не пристало так рисковать своей репутацией. Посему давай не будем откладывать. Скажи мне, Илья, где картины, мы их возьмем и отправимся восвояси.

— А компенсация?

— Ну, какая может быть компенсация, — улыбнулся Геннадий Андреевич. — Мы просто лишаем тебя возможных неприятностей. О компенсации, скорее всего, должен был говорить я. Ведь это ты не выполнил условия нашего контракта. Более того, даже пытался обмануть меня, своего старого приятеля. Компенсацией, вероятно, будет твоя жизнь и свобода передвижений, не так ли, Слава?

— Как скажете, Геннадий Андреевич, — хищно улыбнулся Шутов.

— Вот видишь, Илья, и Слава со мной согласен.

— Немедленно прекратите паясничать, — взорвался Кошенов. — И вот что, господа хорошие, послушайте, что я вам скажу. Никаких картин вы не получите, и при подобном обращении я вообще считаю необходимым прервать наше затянувшееся знакомство.

— Однако ты крут, — задумчиво сказал Ермилов. — Ну, что ж, коли так… Слава, будь любезен, поговори с нашим несговорчивым хозяином.

Мгновенно среагировав на ермиловские слова, Шутов двинулся к Кошенову. Но тот, проявив неожиданную для своего возраста прыть, быстро оказался по другую сторону письменного стола. Левой рукой он открыл ящик, правой же выхватил оттуда какую-то небольшую черную коробочку с двумя кнопками на торцовой панели. Шутов на секунду остановился и посмотрел на Ермилова. Теперь пришла пора Кошенову улыбнуться, и эта улыбка не сулила гостям ничего хорошего.

— Позвольте полюбопытствовать, — начал он, — знаете ли вы, господа, что это за предмет?

— Неужели портсигар? — усмехнулся Ермилов. — Ты, наверное, решил угостить нас сигарами «Давидофф»?

— Ничуть не бывало, — в такой же ернической манере ответил Кошенов. — Это занятное современное изобретение. Американцы называют его «тизер». Суть его действия проста: стоит мне нажать на вот эту красную кнопочку, как две иглы, скрепленные с корпусом очень тонкой, но прочной нитью, вылетят отсюда с большой скоростью и вопьются в одно из ваших тел. Сама по себе процедура безболезненная, да вот беда: каждая из этих игл находится под напряжением — полярном, разумеется: одна плюс, другая минус. В сумме они впрыскивают в тело человека электрический ток, если так можно выразиться. Всего, если мне не изменяет память, пятьдесят тысяч вольт. Удар, конечно, не смертельный. Но получаса бессознательного состояния одного из вас, я думаю, будет вполне достаточно, чтобы вызвать полицию.

— Гм, — хмыкнул Ермилов. — У вас довольно странная манера встречать гостей.

— Видишь ли, когда гости ведут себя столь некорректным образом, как ты и твой друг, — ответствовал Илья Андреевич, — волей-неволей приходится как-то ограничивать непринужденную манеру общения. Так что, закончим нашу беседу на сегодня?

— Что-то подсказывает мне, — сказал Геннадий Андреевич, приподнимаясь с кресла, — что эта маленькая черная штучка — всего лишь розыгрыш. Признайся, Илья, ты ведь ни в коем случае не хотел бы нас обидеть?

— Ну, что ты, Геннадий! Конечно же, не хотел! Но, увы, если придется…

— Жаль, жаль, — покачал головой Ермилов. — Ну, коли так…

И вдруг с этими словами он метнул в хозяина стакан с недопитым виски. Одновременно слева к Кошенову рванулся Шутов. С ловкостью, неожиданной для его тяжелого тела, он перелетел через письменный стол и всей своей массой врезался в Илью Андреевича. Не удержавшись после такого удара, Кошенов повалился на пол, увлекаемый весом придавившего его Шутова.

И все бы случилось к удовольствию Ермилова, если бы черная коробочка Ильи Андреевича не осталась в руке старого антиквара. Улучив момент, он выпростал правую руку из-под Шутова и, вонзив иглы электродов Славе где-то в области почек, нажал на кнопку «Пуск». Шутов тоненько ойкнул, содрогнулся и обмяк. Все произошло так быстро, что Ермилов даже не успел обойти стол, а Кошенов, уже выбравшись из-под ермиловского телохранителя, отскочил к стене и схватился за декоративную секиру, висевшую на бутафорском геральдическом щите на стене.

— Вот видишь, Гена, — сказал он, переводя дух, — я же предупреждал! Эта штука довольно серьезная. Ты, конечно, моложе и сильнее, но, согласись, когда в руках у меня столь неприятная игрушка, пусть и не острая, но довольно тяжелая, — и он взвесил на руке снятую со стены секиру, — думаю, исход нашего диалога окажется вполне определенным. И заметь, что эта история будет грозить мне разве что несколькими часами объяснений с полицией. А вот тебе — как минимум больницей, а как максимум — выдворением из страны и попаданием в черный список. Да ты сам знаешь, как неприятно попасть в компьютер. Даже если на английской стороне у тебя больше никогда не будет никаких дел, данные о тебе, естественно, поступят в Интерпол со всеми вытекающими последствиями.

— Сволочь, — прошипел Ермилов.

— Да уж какой есть, — ответил Илья Андреевич. — Вот почему я предлагаю тебе: забери своего борова и вали отсюда как можно скорее, для твоей же пользы. О картинах этих забудь. Впредь дел с тобой я иметь не намерен.

— А ты, старая мразь, не боишься… — начал Ермилов.