Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт

– И почему я не могу просто жить дома? – кисло возразил я. – Мне не нужны украинские няньки!

– Ну, уж нет, дорогой! О том, чтобы оставить тебя одного, не может быть и речи! – заявила Марина. – Мне достаточно прошлого раза, когда я на месяц уезжала к сестре. Питаешься ты, как попало, таблетки пить вовремя забываешь, регулярно не гуляешь, а вот на приключения тебя тянет. Нет, нет и нет! Пока окончательно не встанешь на ноги, ни одного дня без присмотра!

Правило номер один нашей семейной жизни гласит, что моя жена всегда права. Правило номер два: если жена не права, смотри правило номер один. Пришлось на неё навсегда обидеться (Ты меня совсем не любишь!), но после обеда всё же нехотя согласиться на переезд в Замок. Что-что, а готовить Маринка умеет! Особенно ей удаются фаршированные перцы. Таким вот бесцеремонным образом меня передали из одних ласковых женских рук в другие. Из Марининых в Лилины. Вообще надо признать, что в Германии матриархат рулит. Даже бундесканцлер и министр обороны и те женщины.

Короче говоря, сегодня утром я проснулся на новом месте, в замковой башне, где Эрих выделил мне комнату с зарешёченными окнами на все четыре стороны и дверью в полу. За ночь комната основательно промёрзла – вечером я забыл включить электрообогреватель. Моё жилище оборудовано скромно: аскетичная односпальная кровать, шкаф для одежды, стол, на который я положил свой ноутбук, пустая книжная полка над столом, два деревянных стула. Узник замка Иф в каменной клетке. Если по скрипучей лестнице спуститься этажом ниже, то оказываешься в коридоре, ведущем к следующей башне. С внутренней стороны Замка в коридор выходят двери бесчисленных покоев. С внешней стороны в толстых стенах через равные промежутки проделаны узкие бойницы для всего, из чего они тогда стреляли друг в друга. На каждом этаже коридор идёт через весь Замок. Всего этажей три. Во внутренний двор можно попасть через огромные двухстворчатые ворота, обычно запертые. Двор замощён булыжником, ставшим от времени гладким и скользким. На высоких каблуках в эти коварные камни лучше не забредать. Сбоку от ворот, сразу за порогом находится входная дверь во внутренние помещения Замка. При входе расположен офис управляющего с кассовым аппаратом и грудами ярких рекламных буклетов для туристов.

Продолжаю обязательную прогулку. Марина будет довольна. Пошатываясь, бреду по террасе вдоль восточного крыла. Разглядываю фасад из тёмного известняка, выступающие карнизы, каменный орнамент в стиле маньеризма. Щурюсь от яркого солнца.

Я знаю, что восточное крыло Замка временно закрыто для посетителей. Городские власти выделили деньги на ремонт, поэтому днём в восточном крыле лениво возятся несколько мужиков-турков. Там посреди зала на первом этаже стоит большой чан с известью, у стен – металлические стремянки, на полу валяются доски, инструменты, ну и всё такое прочее. Обитатели Замка в восточное крыло тоже не ходят. Только Эрих по долгу службы время от времени навещает стройплощадку. Управляющий всегда возвращается оттуда хмурый. Представления о быстрой и качественной работе у баварцев и мужиков-турков совершенно иные. Сказывается разность менталитетов.

Заунывный колокольный звон, тянущийся в воздухе, как расплавленный сыр, напоминает мне, что пора заканчивать утренний моцион. Скоро второй завтрак – ленч. Я вздыхаю. Отныне моя жизнь делится на части с помощью завтраков, ленчей, обедов, и ужинов. Ночные походы к холодильнику не в счёт. Вместе с едой обязательный прием осточертевших таблеток. «Мне очень жаль, но лекарства вам придётся принимать пожизненно», – сказал, спасший мне жизнь, эскулап в клинике Нашего Городка. Интересно: в моём случае пожизненно – это очень долго?

Навстречу мне из-за угла выходит Лиля Ланг. За ней, как утята за уткой, спешат туристы, нагруженные фотоаппаратами, видеокамерами, электронными планшетами. Судя по росту и скуластым лицам – из глубин Азии. Сегодня понедельник и посетителей в Замке не много. Лиля останавливается; ждёт, когда вокруг неё соберётся вся группа. Окружённая кольцом маленьких людей, Лиля по-английски рассказывает историю создания шедевра крепостной архитектуры, указывает на достопримечательности, отвечает на вопросы. Любознательных азиатов интересует буквально всё: с помощью каких спецсредств в старину пытали пленников, появляется ли в Замке безлунными ночами какое-нибудь кошмарное привидение без головы, много ли замуровано в стенах несчастных красавиц, ну и так далее и тому подобное. Я не слушаю. Ухожу.

Поднявшись в свою комнату, опускаю себя на стул перед ноутбуком. За окном всё ещё плавает отзвук колокола. Или это у меня в ушах глюки? Не удивительно. У нас дома на Песталоцциштрассе церковь прямо перед окнами. Старинная, из больших красноватых камней. Её колокола нам вообще пощады не дают – молотят каждые пятнадцать минут. Но я привык. Теперь здесь, в Замке, машинально вслушиваюсь. Видимо подсел на звуковой наркотик.

Открываю ноутбук, включаю, смотрю на оживший экран. Надо бы что-нибудь написать. Недавно я закончил большой криминальный роман, на который возлагаю большие надежды, отправил его в издательство и теперь с замиранием сердца проверяю электронную почту. Жду беспощадный приговор редактора. Нельзя сказать, что я перегружен талантом, но свято верю в то, что мой роман будет издан. Напоминаю себе о звонке Марине на «кур» – нужно доложить обстановку. Хотя я уверен, что она и так уже всё знает. Не зря же Лиля ее старинная подруга. Маринины глаза и уши. Лучше-ка я свяжусь с братом. Передам привет отцу. Бросаю взгляд на время. У Баварии с Уралом разница в четыре часа. Значит, ещё не слишком поздно. Мой младший брат Агафон преподаёт в университете. Всю свою жизнь Агафон прожил с родителями, а после смерти мамы живёт вдвоём с отцом. Женат не был, детей нет, не состоял, не привлекался, в порочащих связях не замечен. Единственное тёмное пятно в его биографии – это наличие родственника за границей, то есть меня. Но тут уж ничего не поделаешь – родственников не выбирают.

Вызываю Агафона. Он моментально откликается на звонок. На экране ноутбука появляется знакомая комната, небритый брат в майке-алкашке, непременный бардак за его спиной.

– Привет!

– Привет!

– Чем занят? Всё с папой горе мыкаешь?

Агафон пожимает худыми плечами.

– А куда ж его девать? На диване лежит в своей комнате.

Я с надеждой интересуюсь:

– Может, мою книжку читает?

Зря надеюсь. Агафон пренебрежительно кривится.

– Папа занят более важным делом. Сейчас ему не до таких писателей прафсё, как ты. Он смотрит в потолок.

Я разочарованно ворчу:

– Тогда ладно, не мешай папе смотреть. Вдруг он на потолке что-то увидит и спасёт человечество?