Михаил Ежов - Лестница страха

С северной стороны лагеря имелись ворота, но в восточной стене сразу за футбольным полем была калитка. Большое здание напротив въезда было обозначено как административный корпус и концертный зал. За ним, почти перпендикулярно, шли жилые корпуса — шесть штук. За ними располагались игровые площадки для волейбола и баскетбола. Слева — футбольное поле и медпункт, справа — столовая и душевые. Там же находились здания, в которых располагались кружки, и небольшой садик. Возле концертного зала и домика сторожа начинался лесок, который шел до самого медпункта. Он был, пожалуй, самым перспективным в плане местом, где можно спрятаться.

Корпус для старшеклассников находился в непосредственной близи от футбольного поля. За ним — только туалеты и рукомойники. Смирнов решил, что допинг должен храниться в воспитательской. Насколько он помнил собственное детство, эта комната располагалась в начале или в конце корпуса, то есть справа либо слева от палат.

Задачка была непростой, поскольку преподаватели, конечно, будут находиться внутри. И тут Смирнова осенило: нужно пробраться туда не во время тихого часа, а во время обеда! Тогда, когда в корпусах никого нет, потому что все в столовой. Полицейский, не удержавшись, хлопнул себя по лбу: почему он сразу не сообразил?!

Он с беспокойством взглянул на часы. Времени оставалось в обрез. Если на шоссе он угодит в пробку, придется ждать до ужина — полдник слишком короткий, он не успеет исполнить свой замысел. Хорошо хоть, прихватил бутерброды.

Смирнов выкинул окурок и завел мотор. Господи, хоть бы все прошло гладко! — подумал он, выезжая на дорогу.

Казимов открыл глаза. Взгляд уперся в потолок, прямо над дознавателем была расположена пожарная сигнализация. Голова слегка гудела, во рту было сухо, как после похмелья.

Дознаватель осторожно повернул голову и огляделся. Он лежал в больничной палате — в этом не могло быть сомнений. Подобную обстановку ни с чем не спутаешь. Казимов попытался вспомнить, что с ним случилось, но это было не так-то легко. Наконец что-то начало проясняться. Вот его привозят, он сопротивляется и кричит. Ему колют успокоительное и черт знает что еще. Он вырубается и приходит в себя, с каждым разом теряя ощущение времени. Мелькают лица оперов, врачей, медсестер. Он несет какую-то чушь, и его уже почти объявляют сбрендившим — по крайней мере, если верить долетавшим до него обрывкам разговоров.

Но вот он окончательно очнулся и пришел в себя. И его уже не посещают видения ада и демонов.

Казимов сел на кровати и прислушался к ощущениям. Вроде все было нормально, если не считать небольшой слабости. Он откинул одеяло и спустил ноги на пол. Тапочек не было, и пришлось шлепать по холодному линолеуму. Казимов прошелся по палате, выглянул в окно. Затем открыл форточку и глубоко вдохнул хлынувший в комнату воздух. Это то, что надо! Постояв так пару минут, Казимов вернулся к кровати и открыл стоявшую возле нее тумбочку. Как он и ожидал, там лежали его шмотки. Ботинки он вытащил из-под кровати.

Одевшись, дознаватель подошел к маленькому, висевшему над умывальником зеркальцу. Небритый и помятый, осунувшийся, с темными кругами под глазами, делавшими его похожим на зомби, — одним словом, красавчик, каких поискать. Пригладив черные волосы ладонью, Казимов нашел в кармане мятную жвачку и сунул в рот. Затем открыл дверь и вышел в коридор.

Два опера, дежурившие у палаты, при виде его едва не свалились со стульев.

— Блин! — выдохнул один из них, вставая. — Ты чего, а?

— Ничего, — ответил Казимов, хватаясь рукой за стену. — Мне надо в отдел. Где Павлов?

— Да здесь он, — растерянно отозвался другой опер. — Вниз пошел, за жрачкой.

— Ты чего оделся-то? — не унимался первый. — Тебе лежать надо!

— Я знаю, что мне надо, — огрызнулся Казимов. — Вызовите Павлова.

Опера переглянулись, потом один из них нехотя полез за мобильником. Другой осуждающе покачал головой.

— Я позову врача, — сказал он.

— Не надо! — остановил его Казимов. — Мне правда надо отсюда сваливать, мужики.

Вздохнув, первый опер начал звонить Павлову.

Тот появился минут через десять с целлофановым пакетом в руках. Вручив его операм, он молча окинул взглядом Казимова и присвистнул:

— Да, шеф, видок у тебя, однако!

— Какой есть. — Дознаватель сидел на стуле, который ему уступил один из оперов.

— По-моему, ты малость не в форме.

— Я себя отлично чувствую, — приврал Казимов. — И мне некогда тут мариноваться. Отвезешь меня сейчас в отдел. Как продвигается дело, кстати?

— Это лучше спроси у Смирнова.

— Ладно, так и сделаю. — Казимов встал. — Поехали.

— Куда?

— В отдел, я же сказал.

— Ты что, серьезно?! Ты себя вообще видел?

— Видел, видел. В палате есть зеркало.

— И не испугался?

— Хорош трепаться, поехали.

— Я врача сейчас позову, он тебя вмиг успокоит.

— Слушай, давай не будем терять время. Или ты хочешь, чтобы я сам, своим ходом добирался? Я тут все равно не останусь.

— Да? А как ты, интересно, уйдешь? Я ребятам велю тебя не выпускать.

— Кто из нас главный, а?

— Пока ты на больничном — я. Ты не при исполнении, знаешь ли.

— Все, я ухожу. — Казимов поднялся и двинулся по коридору, стараясь придать своей вихляющей, шаткой походке решительный и непреклонный вид.

— Ладно, господи, уговорил! — догнал его Павлов. — Отвезу я тебя в отдел, так и быть. Но потом вернемся сюда, ладно?

Казимов покачал головой. Раз уж он одержал одну победу, нет смысла идти на уступки.

— Нет, не вернемся. У меня куча дел, и я в порядке.

Павлов вздохнул:

— Ладно, дай хоть помогу, что ли. — Он взял Казимова под локоть. — А то ведь качает, как тростинку на ветру, ей-богу!

— Это можно, — снизошел дознаватель.

— Мы свободны?! — крикнул им вслед один из оперов.

— Да, поезжайте домой, — отозвался Павлов. — Только врача предупредите, что наш больной свалил.

Полицейские вышли на крыльцо, и Павлов протянул руку в сторону своего белого «фольксвагена».

— Вон моя лошадка, — сказал он.

— Давай покурим, — предложил дознаватель, доставая из кармана плаща пачку «Честерфильда».

— Ладно, — легко согласился опер, тоже вытаскивая сигареты.

Погода была отвратительной: дождь лил как из ведра, небо казалось расползшейся над головой черной кляксой. Вдобавок ко всему дул пронизывающий ветер. Казимов зябко поежился и поднял воротник плаща.

— Отстой, да? — прокомментировал Павлов, бросив на шефа понимающий взгляд.

— Да, — подтвердил Казимов.

— Ничего, сейчас домчим с комфортом. Может, все-таки домой, а?

— Нет, в отдел.

— Ладно, как знаешь.

Докурив сигарету, Казимов вытащил жвачку и сунул в рот мятную пастилку.

— Ну что, едем? — спросил Павлов, выбрасывая окурок.