Сергей Владимиров - Бог жесток

— И больше вы о ней ничего не слышали? — спросил я.

Он помотал головой и раздавил в кулаке пластмассовый стакан.

— Нет, — ответил Павел Николаевич. — Но я не верю, что она умерла. Я обращался к гадалкам, экстрасенсам, и все они говорят одно и то же: «Ваша дочь жива и здорова, просто не хочет, чтобы ее сейчас нашли. Она обязательно объявится, когда посчитает это нужным». Только этой надеждой я и живу.

— А какого мнения придерживается милиция?

— Они темнят, и это не мое больное воображение. Несколько раз вызывали меня на опознания и склоняли к тому, чтобы я признал в этих несчастных свою дочь. Мне показывали тела путан, изуродованные, обезображенные, такой же комплекции и с такими же прекрасными длинными волосами, но… Я узнаю мою Милу из тысячи подобных, ведь она… — Его загрубевшие, покоящиеся на столе руки вновь задрожали. — Она моя дочь!

— Простите меня, не стоило заводить все эти разговоры, — сказал я.

— Нет, это вы простите меня, что лезу со своим горем в душу к другим, — начал оправдываться Горин. — Доставляю неудобство окружающим, а сам так и остаюсь с камнем на сердце. Кто-то говорит, что лечит время. Жалкое, бессмысленное утешение. Временем можно вылечить боль, но никак не неизвестность, в которой я живу. Я знаю, если бы в милиции действительно хотели найти Милу, то это бы сделали уже давно. Ведь она не могла испариться бесследно, и есть человек, который что-то обязательно знает о ней.

— Кто он? — не сдержался я.

— Кто? — следом за мной шепотом повторил Павел Николаевич. — Какое это имеет значение? Я назову вам его имя, и вы окончательно посчитаете меня сумасшедшим. То же самое мне говорили в милиции. Лучше я спрошу у вас, кто заправляет этим городом? Мэр, прокурор, чины из МВД? — Он горько усмехнулся в подергивающийся ус. — Они все марионетки и сами по себе не имеют никакой власти. А этот человек скупил здесь все. Народный любимец, защитник обездоленных… Последние несколько лет Мила работала в его клубе. Оттуда же она и исчезла.

Горин не назвал мне имени хозяина, но я и так понял, кого он имел в виду. В свою очередь я не сказал ему, что след его пропавшей непутевой дочери спустя полтора года проявился в деле о похищении и нескольких убийствах.

Двухэтажный особняк Пастушковых представился мне на этот раз неприступной крепостью. А стоило блондинистой горничной узнать меня, как ее прекрасные ясные очи заволокло грозовыми облаками.

— Будет буря, — приветствовал девушку я.

— Что? Что вам здесь надо? — Она смотрела на меня враждебно и уже пыталась закрыть дверь.

— Новые инструкции? — Я заблаговременно подставил ногу. — В прошлый раз вы были более гостеприимны и милы.

— Заткнитесь! Проваливайте отсюда! Господин у себя в офисе. Он распорядился никого здесь не принимать.

— А Госпожа?

— Ее… Ее тоже нет.

— Лжете, — жестко проговорил я и всей своей массой надавил на дверь.

Надо отдать девушке должное. Она отчаянно защищала барские чертоги от вторжения злоумышленника. Но моя грубая мужская сила одержала верх. Я на руках занес ясноглазую малышку в дом. Она дрожала, запрокинув голову назад. Два набухших соска под легким халатиком ткнулись мне в грудь, точно стволы пистолетов.

— Тебя могут привлечь за изнасилование, — прошептала она.

— Но ты же не будешь заявлять, — продышал ей в ухо я.

Она прижалась ко мне сильнее. Так фальшиво и просто, что даже неинтересно. Я поставил девушку на ноги.

— Я предпочитаю секс втроем, — сказал я. — Ты не против подключить к нашим забавам Госпожу?

Горничная отшатнулась от меня. Во взгляде голубых глаз читался испуг.

— Не надо. Если Господин узнает, что я впустила вас, меня выгонят с работы.

— Следовало не распахивать дверь кому ни попадя, а спрашивать: «Кто там?» — посоветовал я. — Да и о своем присутствии здесь я ему докладывать не намерен. Госпожа, по обычаю, в своей опочивальне?

Мне не ответили.

Под дверью Светланы я остановился и прислушался. Было тихо, как в склепе. На мой стук также не последовало никакой реакции. Я открыл дверь.

Может, и разочарую, но новых трупов не было. Лишь растрепанная ненакрашенная женщина сидела посреди смятого супружеского ложа. Она была полуодета или полураздета, причем алый пеньюар представлял собой жалкие клочья материи. Но она не замечала ни этого, ни того, что в комнате появился посторонний. Она продолжала хрипеть и кусать губы. Глаза ее были черны, сухи и полны какого-то безумного отчаяния. Руки у запястий оказались стянуты жестким шнуром, он тянулся через всю комнату и образовывал тугой узел на батарее. Я стремительно пересек спальню и принялся освобождать Госпожу. На это у меня ушло минут десять. Наконец поддался последний узел, но Светлана не двинулась с места.

— Это сделал твой муж? — спросил я.

Хрип стал еще отчетливее, и слюна запузырилась на ее губах, поползла по подбородку.

— Светлана, у нас слишком мало времени! — почти прокричал я. — Что ты имеешь на него? Что? Говори!

Казалось, она не слышала меня. Дрожащая обнаженная рука Госпожи скользнула по гладкому атласу одеяла и зарылась в его складках. Я смотрел на эту красивую загорелую руку, усыпанную мелкими красными точками. Назад же рука вылетела быстро, и это заставило меня оцепенеть. Хрупкие, изящные пальцы женщины сомкнулись на рукоятке большого пистолета. Насколько я разбирался в марках, это был ТТ.

— Убирайся отсюда, мерзкая шестерка, и передай своему боссу… — вдруг зашипела она.

Я попятился. Оружие очень смахивало на настоящее.

— Вон… Вали отсюда вон…

По лестнице я спускался, боясь повернуться к Светлане спиной, на негнущихся ногах. Черный зрачок пистолета не мигая смотрел мне промеж глаз.

Горничную я нашел на террасе. В ее поразительно меняющих свой цвет глазах отражалось чернеющее наэлектризованное небо. Мое бледное лицо вызвало у нее сардонический смешок, хотя до былого веселья ей было ой как далеко.

— Это вы и хотели увидеть? — спросила она. — Ненадолго же вас хватило.

— Она угрожала мне пистолетом, — ответил я.

— Пистолетом? — переспросила девушка. — Не пугайтесь так сильно, у нее действительно есть пистолет. Но он, к счастью, газовый.

— Хотелось бы в это верить, — передохнул я. — Как давно это продолжается?

— Что именно?

— Она сидит на игле.

Домработница отвернулась. Холодный осенний дождь зашелестел по вечнозеленому газону. Так же еле слышно зашелестели губы девушки.

— Вы ошиблись относительно меня, если приняли за барскую подстилку. Или за служанку с теми же обязанностями. Я дипломированная медсестра.

— И что же входит в ваши обязанности? — спросил я. — Колоть ей дозу, когда это необходимо?