Сергей Владимиров - Бог жесток

— И тебе удалось выяснить, чем Горина подчиняла себе мужчин?

Г-н Пастушков улыбнулся.

— Подозреваю, что да, — ответил он. — Людмила была разной. Одновременно — любящей и ненавидящей, холодной и страстной. Нельзя было даже предположить, какой фокус она выкинет в следующий момент. Вот только ее любовь и страсть были всего лишь мастерской игрой. Однако прямодушные, простоватые парни вроде Александра на такую удочку попадались. Если тебе интересно, поделюсь своими соображениями. — Олег Пастушков исследовал свой стакан на наличие в нем бодрящих терпких капель, щедро наполнил, сделал несколько глотков.

Я бы тоже не отказался сейчас промочить горло, но, видимо, мой одноклассник был не из тех людей, которые что-либо предлагают повторно. Я сглотнул и приготовился его слушать.

— Солонков был уже взрослым мужиком, а жизни толком не знал, — делился г-н Пастушков, расхаживая по кабинету. — Не знаю как раньше, но за пять лет учебы его опыт отношений с женщинами ограничивался одной Еленой. Прекрасная девушка, естественная, непосредственная, смотрит на предмет своего обожания с собачьей преданностью, извини, лучшего сравнения не подберу. Все предсказуемо и загадано на много лет вперед. Прекрасно, но определенно скучновато. В результате Елена Александру изрядно поднадоела. А с девицами вроде Людмилы всегда будешь с добрым зарядом адреналина в крови. Вот Солонков и решил кардинально изменить свою жизнь, пощекотать себе нервишки. Он ведь никогда не был домоседом, скорее романтиком.

Допив спиртное, бизнесмен закурил сигарету, тоже не предложив мне.

— Так что относительно Гориной у меня тайн нет, — проговорил Олег Пастушков. — После суда она подошла ко мне и спросила, не могу ли я сделать что-нибудь для Александра. Разумеется, ответ был отрицательным. Чем я мог помочь ему, когда приговор уже зачитали? Да и Людмилу судьба любовника больше не интересовала, я в этом не сомневался. Она прослышала, что я не нищий, и сразу принялась подбивать клинья. У меня хватило ума и выдержки не поддаться, хотя искушение было, и не люби я Светлану… кто знает?.. У нас сложились чисто деловые отношения. Должен понимать, в бизнесе законы волчьи: не ты, так тебя. А у Гориной был достаточный опыт и хватка. Вот она и расслабляла некоторых моих конкурентов, выведывала коммерческие секретики. Каюсь, грешен, а как в нашем деле иначе?

— Может, она узнала что-то, что ей знать не полагалось? — спросил я.

— Исключено, — возразил молодой делец. — Подобным шпионажем Людмила занималась лишь в самом начале. Со временем в этом необходимость отпала. Горина стала визитной карточкой моего клуба, можно сказать, управляла всеми делами в нем. И уже не ложилась в постель с кем попало, лишь бы заплатили. Как видишь, сейчас пошла мода на респектабельность.

Произнося последнее слово, Олег Пастушков скривил губы, а я подумал, к кому он относит себя? В некоторых его фразах сквозила откровенная издевка над «господами» и «хозяевами жизни», хотя манеры были позаимствованы из их круга. Он презирал бедных за то, что не сумели разбогатеть, и прочих богатых за их ограниченность и тупость. В отличие от этой полууголовной шушеры он небезосновательно считал себя достаточно образованным, к тому же умным. А мне почему-то стало его жалко. За внешней самоуверенностью скрывался сгусток болезненных комплексов и противоречий. Олег Пастушков имел деньги и власть, но вряд ли его кто-то любил, и, осознавая это, вряд ли он был счастлив.

— Тебе не страшно? — спросил я бывшего одноклассника.

И он вздрогнул.

— Светлане так нужны деньги, что она готова стать убийцей?

— Нет, сейчас я не думал о ней, — сказал я. — При большом желании ее можно признать недееспособной. Кому в таком случае отойдет семейный бизнес?

— А ты что, меня уже похоронил? — Он усмехнулся, но отнюдь не радостно.

— На тебя покушались, — сказал я. — И если в первый раз стрелял дилетант, то в будущем эту ошибку можно исправить. Думаю, Миле Гориной под силу нанять толкового снайпера.

— Да что ты несешь?! — вспыхнул Олег Пастушков. — Я не имею понятия, где Горина, жива ли она вообще, и в любом случае от моей смерти она ничего не выиграет!

— А кому тогда твоя смерть на руку?

Он взглянул на меня с бешенством, и я понял, что пора убираться отсюда вон, покуда меня не вышвырнула набежавшая охрана. Недаром же красивый советник приоткрыл дверь и подобострастно уставился на шефа. Но Олег Пастушков так разволновался, что не замечал молчаливого свидетеля нашего разговора.

— Хочешь сказать, что меня заказал родной отец?! — разорялся бизнесмен. — Полнейший абсурд, такого идиотизма от тебя я не ожидал! Надеюсь, ты слышал, кто он такой?! И обвинить его в подобном тебе будет стоить очень дорого!

В ответ я пожал плечами. Сначала упорство Пастушкова меня утомляло, теперь начало откровенно раздражать.

— Прости, но ты ведешь себя как осел, Олежек! — не выдержал я. — Тебя кто-то подставляет, кто-то пытается от тебя отделаться, а ты, такое ощущение, намеренно покрываешь его! И поверь моей интуиции, иудой стал кто-то из вашей семьи. Что тебе известно про невесту отца? С какой целью скрывается ее прошлое?

— Алина?! — Олег Пастушков задыхался. — Ты и ее сюда приплел? Так вот, хватит, ищейка! Я жалею, что так неосмотрительно связался с тобой, а сейчас предупреждаю раз и навсегда: не смей копаться в моей семье! И я уже не шучу! Тебя проводят.

Красивый советник в ту же секунду открыл дверь нараспашку и посторонился. На меня смотрел он как-то странно, и не мудрено — вряд ли еще кто-то позволял себе общаться с боссом аналогичным образом. Я не попрощался с Пастушковым, а выходя из его кабинета, захлопнул за собой дверь ногой. От подобной наглости советник едва не лишился чувств, но опять промолчал.

По коридорам офиса расхаживали вальяжные мужчины в дорогих костюмах и разговаривали по сотовым телефонам. Их упитанные лоснящиеся лица были мне ненавистны. Иногда сновали девушки в коротких юбках, разносящие кофе по кабинетам начальников. Продажная, показная красота этих юных особ вызывала во мне рвотные ощущения. В груди уже полыхал пожар — бессмысленной злобы и разрушения.

Лишь выбравшись на улицу, я вздохнул полной грудью. Но легче не стало. На смену всепоглощающей ненависти пришел липкий страх, мутящее предчувствие скорой беды. Я попытался повернуть свои мысли в другое русло, убежать в прошлое. Закурил, глубоко затянулся. И вновь вернулся в настоящее. Картины беззаботного взросления рассеялись, как сизый сигаретный дым. Серый троечник стал известным нейрохирургом, скромница и отличница — валютной путаной, мелкий трус и тихий пакостник — самым богатым и могущественным, а хулиган и драчун… Меня называли ищейкой, и все кому не лень вкладывали в это слово негативный смысл. Лживая, дешевая, продажная…