Ирина Арбенина - Люблю трагический финал

— Ах, ну конечно. — Аня очнулась и выключила плиту.

Честно говоря, она и сама не ожидала, что Джульетта так оккупирует ее мысли.

Анна выложила котлетки на огромную фарфоровую тарелку. Она любила, чтобы тарелка была таких размеров, чтобы на ней хватило места и для веточки петрушки, и огурчика, и кружков сладкого перца, и нескольких кочешков цветной капусты, наструганной репки, листиков сельдерея, парочки редисок… — в общем, максимальный овощной спектр! — и, уж конечно, румяных ломтиков картофеля…

«Подкованная» по линия психологии, Светлова знала: семейный обед или ужин — это особый ритуал…

Любопытная деталь: чтобы получить максимум надежной информации, и при этом в короткое время, психотерапевты, например, стремятся побывать на обеде в семье своих пациентов… Потому что даже в семьях, в которых главенствует закон «когда я ем, я глух и нем», за обедом все-таки разговаривают… И эти, казалось бы, не важные для специалиста и постороннего человека застольные разговоры приоткрывают, оказывается, завесу над такими просто-таки глобальными вещами, как семейная культура и основные ценности дома… Которые, собственно, и определяют судьбу человека. Поскольку эти самые ценности он исподволь впитывает с младенчества.

Конечно, обеда семейного, на котором так любят бывать эти самые психотерапевты, в семье — особенно в «нашей», подумала Светлова, — может и вовсе не быть… В смысле, не быть как ритуала, подразумевающего, что в определенный час, и все вместе, и за специально накрытым столом…

То есть любая семья что-то, разумеется, ест, но на бегу, по отдельности, в разное время — и как получится… Это очень даже не редкий вариант, это запросто. Но уж если обед состоялся, то это вам не телевизор, у которого все молчат, возле которого все уж точно — по отдельности. За обеденным-то столом, если телевизор выключен, люди что-нибудь да скажут…

В одних семьях разговор может вращаться исключительно вокруг пищи и продуктов, конек в другой семье — здоровье, в третьей, о чем бы ни говорили, красной нитью проходит вывод, что жизнь — это бесконечные опасности… Впрочем, даже неспециалистам есть смысл прислушаться как бы со стороны и задуматься: о чем же все-таки говорится за обедом?

Придя к этому почти безапелляционному выводу, Светлова, приготовившись к застольной беседе, прилежно уселась за красиво накрытый стол — ровно напротив своего супруга — и…

— Петь… У тебя кто-нибудь когда-нибудь пропадал? — неожиданно почти жалобно спросила она.

— В каком смысле?

— Ну, вот был… какой-нибудь знакомый или близкий человек — и вдруг исчез…

— Как, совсем?

— Совсем. Не возвращается, и все тут. Нет его и нет.

— Ну… — Стариков увлеченно расправлялся с котлетами, — ну, не знаю… Кажется, нет… Такого не случалось. Точно, нет. А что, у тебя кто-нибудь пропал?

— Да нет… Нет, — отчего-то соврала Аня, — это я так… Просто… А что бы ты делал, если бы так случилось?

— Я? — Стариков удивленно пожал плечами.

— Да…

Редиска скользила по фарфору тарелки и никак не попадалась Старикову на вилку…

Наконец редиска попалась.

Петя облегченно вздохнул.

— Я бы искал! — наконец ответил он.

Аня рассеянно разбирала макулатуру, извлеченную из почтового ящика… Разбирала единственно с целью не выкинуть вместе с ней что-нибудь дельное: письмо или открытку, запутавшуюся в кипе бесплатных газет.

Отпечатанная на плохой бумаге, эта брошюрка отличалась от остальной бесполезной полиграфической продукции, регулярно попадающей в почтовой ящик, только своей тусклостью. Еще пару дней назад Светлова не обратила бы на нее внимания, отправив в мусорное ведро, но теперь…

«Общественная организация «Помощь в розыске пропавших» (Фонд капитана Дубовикова). Подвижники, добровольно посвятившие себя…» — и так далее.

Собственно, суть дела заключалась в том, что «подвижники» просили пожертвовать ненужные, старые, ношеные вещи…

Как кстати.

Среди предложений отремонтировать холодильник, выучить английский, а также приглашений купить спальню орехового дерева — вдруг, неожиданно — помощь в поиске пропавших…

Общественная организация «Помощь в розыске пропавших» — или, как ее еще называли в народе, фонд капитана Дубовикова — помещалась рядом с обыкновенным РЭУ.

Капитан запаса, это и был сам Дубовиков, некоторое время рассматривал фото Джульетты, потом коротко заметил:

— Я спрошу кое-кого. Если что-то будет, позвоню.

Здесь много не говорили. Эта лаконичность не оставляла надежды.

Впрочем, почему она так уверена, что Джульетта… Если у женщины сексуальная внешность, вовсе не значит, что…

Капитан позвонил через три дня.

Все оказалось быстро и просто. Ничего неожиданного. Чудес не бывает. Чем еще может заниматься в большом городе сексуальная красивая молодая девушка, не испытывающая недостатка в деньгах? И к тому же одержимая с детства желанием досадить своей строгой морализирующей матери? Капитан воспользовался своими рабочими контактами — по роду занятий ему не однажды приходилось разыскивать детей и девушек в городских борделях… Он показал фотографию Джульетты сведущим людям, и ее сразу узнали. Город большой, но круг узок.

Джульетта оказалась проституткой.

Про себя Светлова уже называла его майором Вихрем. Хотя он был всего только капитаном…

Нравился Светловой когда-то, в ее детстве, такой старый фильм — про разведчика майора Вихря… Там все были смелые-смелые, бесстрашные-бесстрашные… Всегда приходили на помощь друг другу… И было понятно, даже маленьким девочкам (ну, собственно, им-то главным образом и было это понятно), едва титры начинали ползти по экрану, что ничего плохого случиться с такими героями фильма не могло… И — вот магическая сила искусства! — с маленькими девочками, сидящими у телевизора, тоже ничего плохого не могло произойти. Ну хотя бы потому, что были на свете такие люди, как сероглазый смелый Вихрь…

Так вот, Олег Иванович Дубовиков был ну в точности этот Вихрь — сероглазый, высокий, смелые черты лица… Только не разведчик, а просто армейский капитан. Бывший.

Возможно, те, кто обращался в фонд, разделяли киноиллюзии вместе с Аней Светловой… Потому что, как Аня поняла, фонд Дубовикова пользовался в народе немалой популярностью. К тому же основанной не на рекламе, в которую вложены большие деньги, а на том, что дороже денег, — молве и слухах…

Разговор с Олегом Ивановичем, как и в первую встречу, страдал только одним недостатком — каким-то нечеловеческим военным лаконизмом… Но даже по той скупо оформленной словами информации, которую он сообщил Анне, видно было, что работу он провел немалую…

«Нет», «нет», «да», «нет» — не диалог, а просто какие-то ответы на референдуме…