Андрей Бондаренко - Ремарк и миражи

Минут через семь-восемь он добрался до нужной квартиры на третьем этаже, дверь которой оказалась распахнутой настежь. Добрался, перевёл сбившееся дыхание и, методично поводив пистолетным стволом по сторонам, расстроено подытожил:

— Сбежал, гнида штопанная. Причём, судя по отсутствию кровавых пятен на полу, целым и невредимым. Жаль, конечно…. Получается, что наша встреча с Барракудой-младшим уже состоялась? То бишь, завершилась с ничейным счётом? Хм, интересное кино. Ладно, будем трогаться в обратный путь…

Роберт, крепко прижимая пальцами левой руки носовой платок к ране на правом плече, тронулся, а его неугомонный внутренний голос тут же, не теряя времени даром, приступил к тщательному «разбору полётов»: — «Это что же такое у нас получается, а? Элементарная подстава? Она самая, век пива «Кильмес-Кристаль» не пить…. Кто её организовал? Безусловно, разыскиваемый маньяк…. Естественно, возникают вопросы по его личности? Понятное дело, как же иначе…. Самый перспективный фигурант — Морис Мюллер, задержавшийся — якобы по важным и неотложным делам — на автомобильной стоянке. Ты, братец, направился к улице Симона Боливара, а он, старательно пригибаясь, переместился в правую сторону и припустил, что было духа, по параллельной улице. По дороге достал из тайника шляпу, маску и винтовку. Поднялся по бетонной лестнице на третий этаж, отдышался, прицелился и открыл огонь. Ничего хитрого…. Считаешь, что столичный репортёр слишком упитан и неповоротлив для того, чтобы осуществить такой резкий марш-бросок, а после этого отстреляться и сбежать? Причём, даже не бросив винтовку? Перестань, братец. В тихом омуте, как известно, черти и русалки водятся…. Хорошо, пусть Морис не лично стрелял в тебя, а нанял для этой цели специально-обученного киллера. Мол, всё спланировал, организовал, доставил потенциальную жертву на место, а сам скромно и дальновидно отошёл в сторонку. Чем, собственно, не вариант? Вариант, конечно же. Маньяки, они далеко не всегда действуют своими руками…. Как бы там ни было, но в обоих этих случаях сеньора Мюллера мы больше не увидим — обязан, по всем классическим законам и канонам жанра, смотаться и залечь на дно.… А если репортёра использовали, всё же, втёмную и он ничего не знал о готовящемся покушении? Если Морис, действительно, задержался возле парковки по безусловно-уважительной причине? Бывает, конечно…. Но где же он тогда? Почему до сих пор не появился? Вот, в чём вопрос…».

Он прошёл мимо серого трёхэтажного здания. Улица Симона Боливара закончилась. Впереди замаячили разноцветные крыши двух-трёх сотен машин, ожидавших своих хозяев и хозяек, посещавших торговые и развлекательные комплексы «нового» Бельграно.

Справа, на тёмно-буром картонном ящике из-под парагвайских апельсинов, восседал, беззаботно щурясь на блёкло-жёлтое солнышко, ободранный серый котяра.

— Вот, у кого не жизнь — а малина сладкая, — завистливо вздохнув, пробормотал Роберт. — Сидит тут, понимаешь, загорает. Ни забот тебе, ни хлопот…

— Мяу, — благостно откликнулся кот, мол: — «И тебе, путник проходящий, всего хорошего», — а через мгновенье добавил: — Мяу-у-у! — мол: — «Только ты, приятель, не расслабляйся — почём зря — раньше времени. Спектакль-то, тем временем, продолжается…».

— Хорошо, не буду. Спасибо, что напомнил…

Роберт, насторожённо оглядываясь по сторонам, подходил к пустынной автомобильной стоянке.

К пустынной?

Это точно. Разномастных машин наблюдалось — несколько сотен, а людей рядом с ними — единицы.

— О-у. У-у, — раздалось из-за угла кубического двухэтажного здания, сложенного из красно-бордового кирпича. — У-у. О-у…

«Судя по плоской крыше и многочисленным чёрным толстым проводам, отходящим от неё, данный домик является местной электрической подстанцией», — многозначительно хмыкнув, сообщил задумчивый внутренний голос. — «Что из того? Проходим, братец, мимо, не обращая никакого внимания на все эти дурацкие стоны. Очередная подстава, понятное дело. Не иначе. Себе дороже…. Что-что? Понял, не дурак…. Ну, сам смотри. Не маленький…».

Роберт, сбавив шаг, осторожно заглянул за угол красно-бордового здания. Заглянул и удивлённо присвистнул: на светло-зелёной травке лежал — в окружении вездесущих чёрно-угольных аргентинских сверчков — Морис Мюллер. Неподвижно, надо заметить, лежал. Безвольно разбросав руки-ноги в стороны и болезненно постанывая.

«Скорее всего, его ударили по голове вон той тяжеленой доской», — предположил после наспех произведённого осмотра быстрый на выводы внутренний голос. — «А до этого нашему репортёру под правый глаз поставили классический фингал и своротили нос на сторону. Ещё и его правая нога вызывает опасения, то бишь, торчит в сторону как-то неестественно…. Давай-ка, братец, подсуетись. По щекам похлопай клиента. Уши ему хорошенько разотри. За нос подёргай. Ещё — за что-нибудь. Вспомни, чему тебя учили — в своё время — во французском Иностранном легионе. Действуй, короче говоря…».

Через полторы минуты столичный аргентинский репортёр был приведён в чувство.

— Что такое? — открыв глаза и часто-часто моргая реденькими рыжими ресницами, непонимающе забормотал Морис. — О, как больно. Нога…. Это ты, Ремарк? Жив, значит? А я уже подумал — после отголосков стрельбы, долетавших со стороны улицы Боливара, — что больше не свидимся. Молодец, выкарабкался…. Ну, что и как там было?

Роберт коротко рассказал — про «что» и «как», а после этого поинтересовался:

— А тебя, бедолагу, кто так качественно отделал?

— Он, конечно же, — жалобно шмыгнул длинным носом рыжеволосый корреспондент. — Барракуда-младший. Сука злая и бестрепетная…. Наверное, увидел, как я отирался возле его машины. Вот и решил — проучить…

— Когда — решил проучить? До канонады выстрелов? Или уже после?

— Э-э-э…. После, естественно. У меня же с БМВ не сразу получилось: сперва пожилая пара подошла к соседней «Тойоте», потом (когда уже уличное эхо принесло отголоски выстрелов), какая-то белобрысая вертихвостка усаживалась в свою «Хонду»…. Сладил я дельце, и сразу же к тебе рванул. Тут и на Барракуду-младшего нарвался — вывалил-выскочил откуда-то справа. Словно чёртик из табакерки. Вывалил, и давай меня избивать. Бил и приговаривал, мол: — «Никогда не суй свой красный любопытный нос в чужие дела…». Больно-то как, Боже мой…. Похоже, гад уругвайский, правую ногу в голени мне сломал. Кигбоксёр хренов…

— Какое «дельце сладил»? — уточнил Роберт. — В какие дела нельзя совать «свой красный любопытный нос»? И с какой целью ты, добрый молодец, отирался возле БМВ Барракуды?

— Сейчас расскажу…. А где, кстати, мой портфель? Тёмно-коричневый такой?

— Вон, в трёх метрах валяется.