Елена Басманова - Тайна древнего саркофага

– Но зачем же потребовалась мазь несчастному студенту? Разве у него есть прыщи?

– Да, Николай Николаевич, вы не замечали. А мальчик бесконечно страдал. Ему, бедному, оторванному от семьи, и посоветоваться-то не с кем. И ему всегда казалось, что из-за прыщей на него барышни смотрят насмешливо, а Климушка его вообще презирает. Слава Богу, мальчик мне доверился, я его успокоила, утешила, дала ему советы.

Бедняга, он еще и потратился изрядно, средство-то недешевое. Мальчик так боялся подделок, что собирался просить Сантамери достать ему настоящий французский эликсир.

– Надо будет попросить у него остатки мази, сделаю анализ в лаборатории. Я это дело так не оставлю. Но странно, – профессор в растерянности почесал затылок, – какие здесь шекспировские страсти кипят, а я, как слепой чурбан, ничего не вижу.

– Ну что вы, – утешила его Полина Тихоновна, – вы заняты более важными делами А видите, как все просто оказалось. Мальчик еще очень боялся, что в присланной мази есть свинцовые препараты, вызывающие хроническое отравление организма. У дам, пользующихся для лечения серными ваннами и применяющих свинцовые белила, лицо часто окрашивается в черный цвет. Такое может произойти даже в ватерклозете. – Полина Тихоновна помолчала и сурово добавила:

– Николай Николаевич, вы химик и знаете, что бывает при соединении свинца с сероводородом.

Профессор содрогнулся...

– Но меня беспокоит, что Петя сегодня не пришел, – продолжила Полина Тихоновна. – А вдруг он умрет с голоду?

– Где же он прячется? – поинтересовался профессор.

– Он не сказал, а я и не настаивала, – грустно вздохнула Полина Тихоновна. – Теперь не знаю что и делать.

Оба понурили головы и погрузились в раздумья. Через минуту из глубокой задумчивости их вывел сдавленный голос, донесшийся от калитки:

– Господин профессор!

Николай Николаевич и Полина Тихоновна одновременно вздрогнули, вскочили со скамьи и повернулись к источнику звука.

У калитки с велосипедом стоял Ипполит Прынцаев. Он виновато улыбался.

– Можно мне на минутку войти? – все так же приглушенно спросил он и, увидев поощряющий жест профессора, протиснулся со своим железным конем в проем калитки. Он подвел велосипед к стоящим у скамьи.

– Вы тренируетесь по ночам? – Полина Тихоновна пришла в себя быстрее Николая Николаевича.

– Не заснуть, бессонница одолела, так переволновался сегодня вечером, – признался Прынцаев. – Что ж бесполезно ворочаться в постели? Уж лучше потренироваться. Все равно светло, как днем. Да и народу меньше, экипажи не мешают. Вот ехал и увидел, что вы здесь сидите.

– Да, сидим, сна ни в одном глазу, – мрачно подтвердил профессор. – Теперь уж я и вовсе не представляю, что делать.

Он смотрел на Прынцаева, который отвел глаза в сторону и вдруг начал медленно, как рыба, открывать рот, отчего его лицо стало удлиняться и брови поползли наверх.

Профессор обернулся, чтобы посмотреть, что же так изумило его ассистента?

На крыльце дачи стояла в одной ночной рубашке Брунгильда.

Она хотела спуститься по ступенькам, но, сделав шаг босой ножкой и почувствовав шершавую поверхность дощатого настила, отступила. Она подняла глаза и устремила умоляющий взор на отца.

Профессор Муромцев, сорвавшись с места, бросился к дочери:

– Брунгильда, милая! Что случилось?

Бледные дрожащие губы красавицы медленно разомкнулись, и ее тихие слова оглушили профессора, как удар грома:

– Папа! Маши нет! Кажется, ее похитили!

Это было удивительное создание природы – Белый камень. Обломок белой скалы причудливой формы находился чуть в стороне от традиционных мест отдыха дачной публики. Вероятно, в незапамятные времена его оторвал от каменного ложа ледник и вместе со льдом и другими, меньшими по размерам валунами занес сюда, где гранитный исполин и остановился, уткнувшись носом в воду. Время сделало свое дело: с одной стороны каменной глыбы успела образоваться земляная насыпь, на которой разрослись буйные кущи ольхи, по очертаниям весь камень более всего походил на высовывающийся из-под земли кривой корабельный нос поросшего лесом судна. Своей свободной от растительности, скошенной к земле поверхностью Белый камень открывался взорам тех, кто отважился бы подойти к нему по грудам скользких и омерзительно пахнущих валунов меньшего размера. Но никто не отваживался – купаться здесь все равно нельзя, да и запах стоял препротивный. Зато из ольховой чащи хорошо был виден любой пытающийся подойти к Белому камню.

Именно по направлению к ольшанику и шла, медленно ступая по скользким камням, Мария Николаевна Муромцева. Она сжимала на груди обеими руками накинутый на голову и плечи Глашин платок – под платком в руке она прятала листок бумаги с рядами непонятных цифр и латинских букв.

Она не торопилась. Но не потому, что боялась, – она знала, что находится под наблюдением графа Сантамери, неотступно следовавшего за ней. Правда, двигался он на изрядном отдалении, за кустами, еще совсем недавно так пугавшими ее своими таинственными очертаниями. Но сквозь них неплохо просматривалось пространство между дорогой и линией морского прибоя. Граф видел, как девушка медленно идет вдоль кромки воды, – ее фигура отчетливо вырисовывалась на фоне светлого неба и светлой воды, лишь иногда силуэт ее скрывался, когда в поле зрения графа оказывались редкие деревья, стоящие вдоль дороги... Но деревьев становилось все больше и больше, встречались они все чаще – и граф Сантамери остановился в тот момент, когда понял, что достиг наилучшего места, откуда он сможет наблюдать дальнейшее.

Он хотел убедиться, что человек, на встречу с которым отправилась девушка, уже находится на месте. Он напряженно вглядывался в ольховые заросли, темнеющие над белым боком громадного камня, но не замечал среди них никакого движения.

Мура находилась шагах в тридцати от Белого камня, когда графу почудилось какое-то шевеление в ольшанике. Впрочем, рассмотреть что-либо со своего наблюдательного поста в темных кустах он не смог. Возможно, просто от порыва морского ветра дрогнула ветка и задела остальные, которые ей отозвались. Или кто-то там таится?

Рене собирался двинуться дальше и быстро перебежать дорогу, чтобы отрезать негодяю путь к отступлению, но тут он заметил, что кто-то его опередил. Граф с удивлением наблюдал, как какой-то юркий человечек, чуть пригнувшись и ступая по-кошачьи, перешел пустынную в ночной час приморскую дорогу и скрылся в траве. Кажется, он собирался двигаться в ней по-пластунски. Следовало переждать, чтобы не столкнуться со злоумышленником раньше времени. Граф присел и бросил взгляд в ту сторону, где двигалась по направлению к Белому камню Мария Муромцева. Она, похоже, приостановилась и прислушалась – кажется, девушка все-таки изрядно волновалась.