Александр Бондарь - Чёрные Мстители

Вскоре хутор опустел. На улицах валялись только трупы убитых, и бегали взад-впёред перепуганные овцы.

С крыши одной из хат проворно спустились три красивых молодых казачки и с криком бросились к мёртвому старику, лежавшему посредине дороги, у сгоревшей хаты:

— Батька, батька!

Оставшаяся без Государя Императора бывшая Российская Империя — великая когда-то держава, перед которой столетиями трепетали народы Востока и Запада, теперь лежала, раздавленная сапогом, задыхаясь в крови и пламени гражданской усобицы.

Вся Россия оказалась одним сплошным очагом раздора и мятежа. В захваченной большевиками Москве правили новые самодержцы — кровавые мужеложники Ленин и Троцкий. Они мечтали о том черном дне, когда российский пожар перекинется через границы несчастной державы и начнет пожирать планету — до конца, до полного уничтожения. В городах, занятых красными, хозяйничала ЧК. Мясники в черных, окровавленных кожанках разделывали здесь свои жертвы. Жители городов боялись проходить мимо зданий, где размещалась местные отделы Чрезвычайной Комиссии. Густая кровь стекала из под двери и собиралась в черную лужу на другой стороне улицы.

Всякая отпетая нечисть вылезала из темных земляных нор; вампиры и вурдалаки, ведьмы и упыри — каждый спешил насладится теплой, живой кровью. Словно дикие коршуны отовсюду слетелись банды петлюровцев, махновцев и всяких «батьков» без роду и племени. Вся эта злобная свора со страшным рычанием терзала и рвала в куски несчастную русскую землю.

На Украине правил гетман Петлюра. Под знаменами его собирались темные, лихие люди, привлеченные кровавым запахом гари и грабежа. И лилась кровь: петлюровцы резали украинцев и евреев, помещиков и крестьян, поляков и русских, вообще любого, у кого в кармане звенела мелочь.

А в Гуляй-Поле гулял черный атаман батька Махно. «Рубай и красных и белых! — кричал страшный батька. — Анархия — мать порядка!«…И снова лилась кровь.

Выпученными от счастья глазами смотрел на весь этот разгром и ужас смотрел из отхваченной кровавым ножом Польши свирепый безумец Юзеф Пилсудский. Он медлил и пока не вступал в драку, он ждал, когда силы врагов истощатся, когда захлебнется в крови русское сопротивление, и тогда, только тогда, зарычав, изогнется он и, лязгнув наточенными зубами, злобно сверкнув оскаленной пастью, прыгнет и оторвет от живого тела теплый и налитый кровью кусок.

Двигающиеся через петлюровскую Украину и наступающие на большевистскую Москву отряды генерала Деникина бесстрашно дрались, в пух и прах разделывая петлюровцев. С бешенным рычанием отступал побитый Петлюра. Бросая на землю винтовки и шашки, разбегались его бойцы — опытные в грабежах, но нерешительные в открытом бою. Однако деникинцам уже пришлось столкнуться с новым врагом — сильным и смелым, безжалостным и отчаянным. Словно лихая гроза гремело по донским и украинским степям страшное имя жестокого командира Семена Будённого. Будённовцы ни знали ни страха, ни жалости. Казалось, сама Смерть на своем огненном, вороном коне неслась во главе красных отрядов.

Ленин в Кремле не верил еще, что Деникин сумеет дойти до Москвы. Красная армия мобилизовалась. Одурманенные пропагандой русские рабочие и крестьяне шли в бой под выкрашенными в цвет проливаемой крови знаменами. Ряды большевиков росли. Ленин радостно потирал кровавые руки. Скоро падет Украина, потом — Польша, дальше — поход на Францию… Недалек час, когда целая Европа, а следом за ней и весь мир будет лежать у ног большевиков.

…Стоял вечер. На густо-краснеющем горизонте тяжело громоздились и ползли к зениту грозовые тучи. По широкой дороге в город длинной вереницей тянулись красноармейские телеги и тачанки. Это ехали продотрядовцы. Они возвращались с большого карательного рейда. На возах громоздились кадушки, наполненные зерном, капустой и огурцами, макитры (большая глиняная квашня) с молоком, сметаной и маслом, самогон, картошка и хлеб.

Продотрядовцы явно спешили. Не желая остаться в одиночестве, задние возчики усердно нахлестывали и понукали криками своих коней:

— Давай поторапливайся, ковурый!

— Гей, Петро! Шо там, сдохла твоя кобылка, чи шо?

— Трофим, давай со шляху, чего стал, смотри, лес близко!

Грозовые сумерки уже ползли по земле, окутывая дорогу зловещим глухим полумраком.

Подъезжая к надвигающемуся чернотой лесу, продотрядовцы незаметно вытаскивали из-под соломы винтовки, иные нащупывали за пазухой револьверы, готовили шашки. Они явно чего-то опасались, со страхом поглядывая на темные овраги и в сторону угрюмого леса.

Только одна тачанка, запряженная парой коней и нагруженная до отказа разным добром, не торопясь катилась в хвосте обоза. На ее задке, перевязанный веревками, уютно покачивался сундучок с золотыми и серебрянными царскими монетами.

Лениво теребя вожжи, конями правил здоровенный мужичище, с красным заплывшим лицом и в буденновке с громадной пятиконечной звездой.

Рядом, беспокойно оглядываясь и теребя наган, прикрытый мешковиной, сидел молодой безусый красноармеец.

Вероятно, по случаю удачного грабежа красномордый мужик в буденновке хорошо выпил и теперь беспечно насвистывал революционные песни. Это очень беспокоило его молодого товарища, который то и дело качал головой:

— Напился, как пес. Теперь еще самое время — на бандитов нарваться.

— Бандитов?.. — пьяный красноармеец приосанился. — Да я только шашкой взмахну — все как один в траву лягут.

Он усмехнулся и выразительно шлепнул ладонью по пустой кубышке, из которой торчала потертая ручка нагана:

— Хлоп, и в башке дырка.

Красномордый продотрядовец покивал.

— Меня сам Будённый за храбрость хвалил… А хочешь, я для товарища Буденного «Интернационал» спою? Хочешь?…

Прототрядовец затянул пьяным голосом:

— Встава-а-а-ай, проклятьем заклейме-о-онный…

— Стой!

— Стой!..

— Руки вверх! — внезапно загремело над ухом красноармейца. И его кони в мгновенье ока оказались свернутыми в обочину, а перед глазами блеснуло черное револьверное дуло. — Оружие и деньги! — грозно крикнул незнакомец, направляя пистолет в лоб продотрядовцу.

В ужасе воздев руки к небу, красноармеец растерянно забормотал:

— Деньги?.. Какие деньги?.. — но, глянув в лицо грабителя, он вдруг увидел черную маску с прорезями для глаз.

— Господи Боже великий! — прошептал продотрядовец, мешком падая на дно тачанки.

А его насмерть перепуганный товарищ уже лежал ничком, спрятав голову в большую макитру с остатками сметаны.

У тачанки появился еще один грабитель в такой же страшной маске. Оба грабителя, с ног до головы, были одеты в черное.