Мэри Стюарт - Лунные прядильщицы

«Никола, Ники, дорогая, что это?» – «Все в порядке. Подожди минутку, и все».

«Я знала, что было что-то. Послушай, можно здесь посидеть. Не спеши». Мы достигли храма над лимонной рощей. Поля исчезли. Ветряная мельница превратилась в белое сверкание между деревьев. Не помню, как я туда добралась: как-то я? должно быть, вежливо, оставила Софию, как-то подождала, пока они обменивались с Фрэнсис прощальными вежливыми словами, как-то сле­по направилась между деревьями, остановилась у храма и молча уставилась на кузину. «Вот, – сказала она, – закури».

Резкий запах спички что-то напомнил, смешался с запахом вербены и лаванды. Я дотронулась до багровых цветов, сорвала их грубо и бросила сорванные головки. Но запах стал еще резче на ладони. Я вытерла руку о юбку и заговорила, глядя в землю. «Они убили Колина. Ты права. И закопали… возле мельницы».

Тишина. Несколько муравьев сновали и исследовали упавшие цветы. «Но, – голос ее был отсутствующим, – откуда ты знаешь? Видела что-то? – Я кивнула. – Понимаю. Мельница. Да, а почему нет? Ну, расскажи».

Когда я закончила, она долго молчала и курила. Резко тряхнула головой, словно смахивая жалящее на­секомое. «Эта милая женщина? Не могу поверить. Это чудовищно».

«Ты не видела, как Марк лежал в грязи с раной от пули. Это правда, Колин мертв. И сейчас придется сказать об этом Марку. Можно призвать полицию, толь­ко теперь слишком поздно. – Я с волнением поверну­лась к ней. – Ты говоришь, догадывалась, что что-то случилось? Ты имеешь в виду, что по мне было заметно? София могла понять, что я что-то знаю?»

«Не думаю. Я сама не была уверена, хотя довольно хорошо тебя знаю. Ну а если и догадалась, то что? Она не может знать, что на тебя вдруг нашло. И ничего не бросалось в глаза, если только нарочно не присматри­ваться».

«Все дело в мыши. Если бы не мышь с остатками хлеба, я бы никогда ничего не обнаружила. Я задума­лась о хворосте, но мне и не пришло бы в голову охотиться за крошками или смотреть на веревку».

«Ну, София мыши не видела, поэтому ей это бы не пришло в голову. Не беспокойся. Она вполне довольна результатами уборки, и мы с тобой все еще вне всяких подозрений».

Муравьи бессмысленно ползали между цветов лаван­ды.

«Фрэнсис, мне придется все рассказать Марку»

«Да, знаю».

«Ты согласна, что следует это сделать?»

«Дорогая, боюсь, что придется».

«Тогда… я права? Ты думаешь, именно это и случи­лось?»

«Что Колин мертв? Боюсь, очень похоже. В любом случае, Марк должен все узнать. На этой стадии он уже не может справиться сам. Сейчас собираешься?»

«Чем скорее покончу с этим, тем лучше. А ты?»

«Лучше тебе сделать это самостоятельно, и в любом случае мне следует остаться здесь и прикрыть тебя в случае, если поздно вернешься. Буду здесь болтаться, снимать фильм и так далее? и вернусь к чаю, как и планировалось. Скажу, что ты ушла дальше, чем я хотела, но будешь придерживаться тропинок и вер­нешься засветло. – Она тревожно улыбнулась. – Будь осторожна и постарайся вернуться вовремя. Совсем не уверена, что смогу быть убедительной, если ты решишь провести там еще одну ночь!»

«Не нужно об этом беспокоиться. Я буду там даже менее желанна, чем в прошлую ночь. – Я не хотела говорить так горько, быстро поднялась и прозаически добавила: – Ну, чем быстрее, тем лучше. Как насчет того, чтобы разделить припасы?»

Мой план, если только это можно назвать планом, был сравнительно прост. После набега в деревню вчера ночью Марк и Лэмбис, скорее всего, вернулись в пастушью хижину на остальную часть ночи, чем предпри­няли долгую прогулку к своему каяку. Но, судя по крови в сарае Софии, Марк, возможно, и не смог преодолеть трудный подъем к избушке. Тогда они спрятались до утра ближе к деревне, и вполне возможно, что Марку, если сильно кровоточит рана, придется прятаться там сегодня. Как бы там ни было, мне казалось, что нужно найти прямую тропинку к разрушенной церкви, на которой было совершено первое убийство, и следовать по ней вдоль склона. Это разумный маршрут для тури­ста, он приведет туда, где Марку и Лэмбису наверняка придется идти. Кроме того, там меня будет видно изда­лека откуда угодно. Я вспомнила, как ясно критянин вчера выделялся на фоне кипарисов рядом с тропинкой. Если остановиться там, а Марк и Лэмбис где-то наверху, они наверняка увидят меня, и я смогу показать, что у меня есть новости. Я обещала, что вмешаюсь снова, только если у меня будет важная новость. Поэтому они дадут знак, чтобы я поняла, где они. И после этого я проберусь к ним как можно осторожнее. Если сверху не будет сигнала, тогда придется решить, подыматься ли вверх и искать их на выступе и в хижине, или проби­раться по тропинке и пытаться найти каяк. Все это неопределенно, но безо всякой информации, это самое лучшее, что можно сделать.

Что касается убийцы, которого я теперь решительно отождествляла с Джозефом, я основательно о нем поду­мала, и решила, что мало рискую. Если я его встречу на тропинке, у меня много оправданий, включая и личный совет Стратоса посетить византийскую церковь. Только обменявшись сигналами с Марком, придется быть осто­рожной, но тогда Марк и Лэмбис защитят меня. Стран­но, но эта мысль не раздражала меня, как вчера. Я не могла думать ни о чем, кроме момента, когда освобожусь от ужасного груза новостей и ответственности за буду­щие поступки.

От храма, где я оставила Фрэнсис, маленькая тропин­ка ведет сквозь лимонные деревья до открытого места. Похоже, тропинкой часто пользовались деревенские стада, поэтому мне пришла в голову мысль, что она соединится со старой горной дорогой к церкви и древней гавани.

Оказалось, что это именно так. Очень скоро узкая дорожка привела меня на верх голой растрескавшейся скалы, где кто-то пытался выстроить стену, и соедини­лась с более широкой, но ничуть не более гладкой тропой вдоль склона.

Жарко. Почти нет деревьев, только хилые тополя с белыми, как кости, ветками. В трещинах растет чертопо­лох, и везде над сухой пылью танцуют маленькие желтые цветочки на тоненьких, как нитка, стебельках, ветер мота­ет их в двух дюймах над землей. Это очаровательные маленькие цветочки, миллион золотых пылинок в пучке лучей, но я тащилась по ним, почти не видя их. Радость ушла: в моем мире осталась только каменистая тропа и работа, которую она заставила меня проделывать. Я брела по жаре, уже уставшая. Нет никого, кто плелся бы тяже­лее, чем тот, кто неохотно несет плохую весть.

Тропа не все время поднималась. Иногда она вдруг взметалась вверх так, что приходилось карабкаться по чему-то вроде высохшего русла. Оттуда я попадала на голую горячую скалу, которая пролегала с однообразной относительной легкостью вдоль склона горы. В другое время она вела с приводящим в ярость отсутствием логики круто вниз сквозь клубы пыли по камням и чертополоху, а дикие смоковницы ласкал южный ветер. Иногда тропа пересекала ущелья или взгорки, заросшие колючками. Она всегда была открыта для обзора с вы­соких холмов, скрывающих пастушью избушку. Но ви­дела ли я выступ, на котором находился Марк, мог ли он видеть меня, если все еще был там, я не знала. Я наблюдала за окрестностями и упорно пробиралась впе­ред. Меня наверняка можно будет увидеть, когда я достигну кипарисовой рощи.