Константин Столяров - Однажды в России

Вороновский на полуслове оборвал трагикомическое живописание, так как они подъехали к платной автостоянке на Исаакиевской площади, где их ждал капитан.

- Виктор Алексаныч, порядок! - доложил капитан, усаживаясь в "волгу", и мельком кивнул Сергею. - Держи капусту.

- Обошлось без эксцессов? - поинтересовался Вороновский, перекладывая деньги из банного чемоданчика в свой портфель.

- Будь спокоен! - заверил капитан. - С ихним замком я провозился меньше минуты.

Капитан буквально светился от распиравшей его радости.

Жуткий тип, в который раз подумал Сергей. Форменный обитатель дна. Откуда только берутся такие? Зимой и летом ходит в одном и том же задрипанном костюмчике с пузырями на брюках и в допотопной нейлоновой рубахе, застегнутой на все пуговицы. Галстуков он не признает, носит их только с милицейским мундиром. А какие на нем ботинки! Анекдот! Потерявшие вид, с подковками на каблуках... У него же должна быть куча денег! Он что, набивает ими матрас?

- Превосходно! - подытожил Вороновский, возвращая чемоданчик капитану. Спасибо, Леня, вот тебе тысяча.

- Так я побегу? - Капитан сверкнул в улыбке стальными зубами. - Приветик!

Надежды Сергея на щедрость Вороновского оправдались - его гонорар составил тысячу рублей. Хотелось бы знать, подумал он, сколько же загребет на этой операции сам Виктор Александрович? Мысль о том, что, покупая "волгу" для делового партнера из Эстонии, Вороновский не гнался за выгодой и, наоборот, оплачивал услуги ассистентов из собственного кармана, не пришла ему в голову.

Пока Сергей ставил "волгу" на платную стоянку, Вороновский зашел на почту и отправил телеграмму в Таллин, пригласив Карла Рихтеровича вместе с сыном в Ленинград на субботу и воскресенье для вручения памятного подарка. Затем они пешком прошлись до Красной улицы, сели там в "жигули", заехали на Благодатный за Леной и взяли курс на Псков.

20. СВЯТЫЕ МЕСТА

Как обычно, Вороновский заранее позаботился обо всем, и в Пскове его доброжелатели забронировали для них места в гостинице - двухкомнатный люкс для мужчин и отдельный номер для Лены. За ночь они отлично выспались и ранним утром отправились в Пушкинский музей-заповедник, где провели целый день. Лена без устали любовалась Михайловским парком, аллеей Керн, ганнибаловским "черным" прудом, видом на речку Сороть и озеро Маленец, и Вороновский с Сергеем не без труда увезли ее из Михайловского, чтобы показать Тригорское и Петровское. На скорую руку пообедав на турбазе, они долго бродили по Петровскому парку и едва успели попасть в Святогорский монастырь на могилу Пушкина. Неподалеку от монастыря Вороновский попросил остановить машину, куда-то отлучился и принес пышный букет роз, которые Лена возложила к надгробию поэта.

На обратном пути в Псков Лена и Сергей, все еще под впечатлением, преимущественно молчали. Вороновский попытался развлечь их, довольно-таки удачно пародируя одного из экскурсоводов, патетическим тоном излагавшего прописные истины, но, не ощутив поддержки, вскоре умолк и задремал. На следующее утро, сразу же после завтрака, они снова уселись в машину.

- Куда прикажете выруливать, товарищ начальник? - шутливо спросил Сергей, так как Вороновский, загадочно улыбаясь за завтраком, не пожелал раньше времени обнародовать намеченную программу.

- На Ригу! - распорядился Вороновский.

- Слушаюсь и повинуюсь!

- Уверен, что вы об этом не пожалеете.

- Но мы же позабыли взять вещи! - спохватилась Лена.

- Все правильно, - успокоил ее Вороновский. - К ночи вернемся в гостиницу.

- Куда же мы едем? - спросила Лена.

- В Печорский мужской монастырь, сударыня, - наконец открыл секрет Вороновский. - Осмотрим тамошние святые места.

- Как интересно! - Лена оживилась. - А нас туда пустят?

- Разумеется, - заверил Вороновский. - Разве был случай, когда нас куда-нибудь не пустили?

- Но монастырь ведь мужской? - все еще сомневалась Лена.

- Да, но как памятник древнерусской архитектуры открыт для посетителей. Имейте в виду, что вчера перед сном я не зря просил вас надеть платье, а не джинсы, и непременно взять с собой косынку - в храмы допускают дам только с покрытой головой...

Увидев стрелку-указатель с надписью "Печоры - 21 км", Сергей свернул направо и помчался по пустынной дороге. Через четверть часа они въехали в маленький холмистый городок, застроенный малоэтажными зданиями на прибалтийский манер.

- Сережа, метрах в ста за площадью сверните налево и еще раз налево, подсказал Вороновский.

Подъездная дорога к монастырю была покрыта глубокими лужами, чередовавшимися с колдобинами, поэтому Сергей направил все внимание на преодоление препятствий.

- Какая красота! - воскликнула Лена. - С ума сойти!

Сергей на секунду поднял глаза от дороги и увидел крепостную стену, а еще выше - белокаменную громаду златоглавого собора.

- Перед вами Михайловский собор, построенный сто двадцать лет тому назад, - сказал Вороновский. - Внизу есть еще один собор - Успенский. Тот древнее и знаменит на весь православный мир чудотворной иконой "Успение Божьей Матери".

Оставив "жигули" на стоянке, они прошли в монастырские ворота и спустились вниз. Вороновский показал Лене и Сергею источник со святой водой, звонницу, резиденцию игумена и братский корпус, а когда они подошли к Успенскому собору, то выяснилось, что служба закончилась и в собор не пускают.

- Раненько надо приходить, коли веруете, - нелюбезно преградил им дорогу огромный, мужицкого вида монах.

- Нам хотя бы на минуточку, - попросил Сергей. - Только взглянуть одним глазком.

- Нет! - односложно отказал монах, пропускай через кулак полуседую бороду.

Они прослушали колокольные звоны, дождались обеденного часа и увидели шествие монахов в трапезную, а затем поднялись вверх по "кровавой дороге", постояли у иконы "Утоли моя печали" и, по рекомендации Вороновского, отправились в эстонский город Выру. После обеда в чистеньком кафе немного поколесили по Южной Эстонии, вернулись в Печоры и снова пришли в монастырь к началу вечерней службы.

В Михайловском соборе густо толпился народ; Сергей выбрал место поспокойнее, не без интереса осмотрел голубовато-белые иконы, стенную роспись, слушал малопонятные возгласы сменявших друг друга священнослужителей, нараспев читавших молитвы, разглядывал хор с женщиной-регентом, а позднее наблюдал за двумя старыми монахами, с подносами в руках собиравшими пожертвования. Когда монахи приблизились к нему и кротко взглянули в глаза, он внезапно испытал чувство неловкости и положил на усыпанный мелочью поднос две трешницы, за себя и за Лену. Стыдливо потупившись, он не видел, как Вороновский прикрыл его трешницы новенькой сторублевкой.