Константин Столяров - Однажды в России

Вот потому-то, отстаивая свою главную мысль об экспроприации, я обращаюсь к Вам за помощью. Что же мне надо?

Первое и самое важное - признание моей деятельности экспроприатора правомерной и легальной, то есть засчитываемой в общий трудовой стаж при установлении пенсии по старости.

Второе - оказание технической и, на первых порах, материальной помощи, имея в виду деньги, помещения и транспортные средства.

Третье - создать условия для формирования соответствующего аппарата.

Вот и все мои скромные просьбы.

Конечно, они предельно сжаты и при детальной разработке будут разбиты на многие пункты и подпункты. В этой записке я сознательно избегал подробностей, но, в случае надобности, готов представить обстоятельный доклад, который осветит любые неясности, если они у Вас все-таки возникнут.

Надеюсь, что мой почин будет правильно понят и по достоинству оценен Вами. К сожалению и моему несчастью, до сих пор я был лишен возможности общаться с лицами, по-настоящему компетентными в подобных вопросах. Ваш ответ, как мне думается, заставит очень многих скептиков поверить в реальность моих дерзновенных замыслов, направленных на благо Отчизны!

С уважением и надеждой, беспартийный коммунист Парусов Л. Ф.".

- Ну и ну! - воскликнул Затуловский, аккуратна складывая листки. Он успел оправиться от шока, и к нему вернулась его обычная ироничность. - Скажите, Парусов, это вы сами писали?

- Будьте спокойны, котелок варит! - самодовольно ответил Парусов, похлопывая себе по лбу.

- Неужели никто не помогал? - удивился Затуловский, отметивший очевидное несовпадение текста заявления со словарным запасом подследственного.

- Набело помог переписать сокамерник, доцент по русской литературе девятнадцатого века. Заседал в вузовской приемной комиссии, хапал взятки и попался, сука в ботах! - Парусов сделал движение рукой, словно ловя муху. - А мысли там мои. Все - одна к одной! Как на подбор!

- Вы в детстве ничем серьезным не болели?

- Не! - Парусов отмахнулся. - Никакая зараза ко мне не приставала. За сорок лет только раз угодил в больницу с сотрясением мозгов, когда меня сшиб бухарик на мотороллере.

Кто же он - маньяк или симулянт? - размышлял Затуловский.

Подследственного буквально распирает от гордости первопроходца, ему явно невдомек, что идея тотальной экспроприации родилась в другой голове - у Ильича. Получается что Леонид Федорович - хоть и стихийный, но верный ленинец? Так оно и есть! Недаром же Парусов, подписывая докладную Щелокову, назвал себя беспартийным коммунистом, сиречь продолжателем дела, которое живет и побеждает. Налицо как единомыслие, так и чисто внешние признаки - рост, азиатский разрез глаз, скулы, привычка размахивать руками. Что, если предложить Парусову отпустить бородку?

- Я только сейчас осознал, как опасны спекулянты, - доверительно произнес Затуловский, настраиваясь на игру. - Раньше я их недооценивал.

- Не говорите! - Парусов энергично потер ладонью о ладонь. - Из-за них я сна лишился!

- Очень своевременно вы подняли наболевший вопрос. Ведь их действительно множество!

- Сотни тысяч, гражданин капитан! Ползают кругом, копошатся, ну прямо как вши! Рабочие больше по городам, крестьяне - по деревням, а эти - повсюду. Скоро от них совсем житья не будет. Я так мыслю, что Щелоков прочитает докладную и тоже осознает, что другого пути нету. Под расписку отпустите, когда он меня в Москву вызовет?

- Вместе поедем, - заверил Затуловский. - Только надо подробный материал подготовить с планом мероприятий.

- Времени у меня навалом, бумага имеется, так я сегодня же засяду!

- Скажите, Парусов, те деньги, которые давал Вороновский, вы вообще не тратили?

Ответ на этот вопрос больше интересовал не Затуловского, а Судакова и Малоешко, озадаченных тем, что при обысках у всех трех обвиняемых не обнаружили ни валюты, ни ювелирных изделий. Согласно справке управления Гострудсберкасс, именных вкладов мошенники не открывали, и изъятые у них наличные деньги по суммам не соответствовали распределению ролей в преступной группе - у Парусова нашли тридцать семь тысяч, у Холмогорова - четыре тысячи семьсот два рубля ровно, а у Вороновского - только восемьдесят шесть, с какими-то копейками.

- Почти что не тратил, - поправил Парусов. - Работать с Виктором Александровичем было сложно, он дело всерьез требовал, так что кое-когда приходилось охолаживать нервишки.

- Выпивали?

- Причащался. Я только мускат "Прасковейский" и вино "Южная ночь" уважаю. Не спится, бывает, голова сама мыслит, как спекулянта прижать к ногтю, а причастишься стаканчиком муската, заешь ириской - и мигом уснешь, как в детстве.

- Стало быть, вы копили. А с какой целью?

- Неужто не догадались? На первый летучий отряд!

- Так отчего же не организовали? Не нашли помещения?

- Насчет этого я давно сговорился с нашим техником-смотрителем. Я ему: "Фомич, дай какой-нибудь подвал для общественной работы!" А он мне: "Вот тебе ключ от агитпункта, там тепло, шашки имеются, телефон. Он завсегда пустой, туда оглоблей никого не загонишь!"

- В чем же заминка?

- Разведку никак не налажу, чтобы спекулянта планомерно выявлять, огорченно признался Парусов. - Не станешь же по квартирам ходить, население опрашивать.

- Разведка - это серьезно! Какой штат наметили для отряда?

- Двадцать шесть офицеров. Три летучих бригады по два звена в каждой, четыре оперативных дежурных, чтобы круглосуточно работали через два дня на третий, делопроизводитель, начштаба, замполит и я, командир.

- А что решили с оплатой труда? Сдельно?

- Не, на твердых окладах. Всем по двести двадцать и выслуга лет, как на Крайнем Севере, чтобы не перебегали с места на место.

- И себе двести двадцать?

- И себе. Мне ничего не надо, лишь бы уничтожить спекулянтов. Оттоманка у меня имеется, стол, два стула, табуретка, тумбочка и шкафчик. Куда больше?

- Больше некуда... - Затуловский задумчиво смотрел на спартанца Парусова. - Может быть, именно в этом и заключена сермяжная правда?

- Какая, говорите, правда?

- Это я так, своим мыслям. Ну, а все-таки как же с разведкой? Надо, по-видимому, ввести в штат начальника разведки? Завели бы оперативно-поисковое производство.

- Имеется у меня одна задумка, гражданин капитан, - мечтательно сказал Парусов, почесывая затылок. - Прибор надо сварганить, чтобы на спекулянта указывал.

- Интересно, - присвистнул Затуловский, рисуя на бланке протокола допроса живописную картину: командира Парусова, сидящего на оттоманке в окружении замполита и четырех оперативных дежурных. - Ну-ка, ну-ка, выкладывайте вашу задумку, - сказал он, не заметив, что передразнивает майора Судакова.

- Летом я потолки белил и обои клеил одному профессору из почтового ящика. Моих лет, а лысый как колено! - взахлеб рассказывал Парусов, размахивая руками. - Я ему: "Львович, можешь сварганить прибор, чтобы на спекулянта указывал?" А он мне: "Как указывал, стрелкой или звуком?" Я ему: "Лучше бы звуком. Подойдешь, значит, к квартире, где спекулянт гнездится, а прибор и зацокает. И чем он, гад, богаче, тем цоканье громче!" А он мне: "Пара пустяков!" Я ему: "Львович, будь другом, сваргань для пробы хоть парочку, а я тебе даром паркет перестелю, отциклюю и своим лаком покрою". А он мне: "Не в том дело, Леня. Надо твой прибор включить в план через Комитет по науке и технике". И все, разговор закончился!