Константин Столяров - Однажды в России

- Будем считать, что наше знакомство произошло вследствие стечения обстоятельств, - шутливо предложил Вороновский. - Но мы отвлеклись от темы. Что у вас еще?

- На допросе 14 сентября текущего года вы утверждали, что не извлекли выгоды из продажи "волги" жителю Таллина, гражданину Луйку, который, будучи допрошенным в качестве свидетеля, подтвердил ваши слова. Как же тогда объяснить, что, не получив дохода от сделки, вы передали за участие в ней тысячу рублей Парусову и столько же Холмогорову?

- Вы бродите вокруг купли-продажи "волги", как слепой по пряслу, - бросил Вороновский.

Разговор начал надоедать ему, отчего он прищурился и посмотрел на Судакова тяжелым, давящим взглядом.

- Отвечайте на поставленный вопрос.

- Вам очень хочется подвести меня под статью 154, часть 2, чтобы мое имущество подлежало конфискации. Замысел у вас масштабный, а исполнение, увы, никудышное. Это естественно, потому что немыслимо доказать то, чего не было.

- Как знать, как знать. Отвечайте по существу, если есть что сказать.

Судаков заметил недовольство обвиняемого и утвердился во мнении, что идет по верному пути. Сам по себе факт, что Вороновский не извлек из сделки с "волгой" реальной наживы, его не оправдывает. Иной раз вместо наживы спекулянт терпит убытки, но и при этом в глазах закона остается преступником. Надобно только не дать ему отмолчаться, сейчас это главное.

- Вы же не понимаете элементарных вещей, - устало сказал Вороновский. Помогая своему таллинскому приятелю, не имевшему возможности купить новый автомобиль по спекулятивной цене, я оказал любезность, а вы пытаетесь усмотреть в этом мой корыстный умысел.

- Вот к этому-то я и веду.

- Плохо ведете. Подозрение - это еще не доказательство. Ваш далекий предшественник, пристав следственных дел Порфирий Петрович, понимал разницу, а вы - нет.

Ни одна морщинка на лице Судакова не шелохнулась, из чего Вороновский сделал вывод, что майор не читал романа Достоевского "Преступление и наказание".

- Чего ради вы тогда отвалили по тысяче Парусову с Холмогоровым? допытывался Судаков. - Деньги девать некуда, что ли?

- Зачем дают чаевые? - вопросом на вопрос ответил Вороновский. - Портным, парикмахерам, официантам, таксистам? Знаете?

В глубоко посаженных глазах следователя отразилась напряженная работа мысли, позволившая Вороновскому догадаться, что Судаков отродясь не давал чаевых.

- Чтобы вас обслужили лучше, вежливее, на высоком уровне, - снисходительно объяснил Вороновский. - Чтобы о вас думали как о человеке, который заинтересован в качестве оказанных услуг и не удовольствуется халтурой. Скупердяйничать, майор, невыгодно, ибо скупой платит дважды...

На этом допрос прервался, поскольку в той галерее, где находились камеры спецконтингента, настало время обеда. Обвиняемого увели для приема пищи, а Судаков колебался, возобновлять допрос или нет, покуда его не осенило, что он ломится в открытую дверь. У нас же все, за что ни возьмись, шиворот-навыворот! Кража в гараже, конечно, имела место как факт, однако ее нельзя показательно вменить в вину Вороновскому, так как похищенное по закону не принадлежало Бисеркину. Трудовое обогащение, нетрудовое - сам черт ногу сломит! При капитализме за это сажают в два счета, а у нас - извините. В то же самое время спекуляцию, которой в действительности не было, при желании можно пристегнуть любому, кто по дурости купит что-то не для себя, а для приятеля. Так или иначе, Вороновский - чистой воды мошенник и ответит за свои фокусы. А наводить тень на плетень и шить дело на живую нитку - не в его, Судакова, обычаях!

И теперь, от усердия высунув кончик языка, Судаков у себя в кабинете с ничем не замутненной совестью составлял обвинительное заключение. За успехи в работе его не раз ставили в пример сослуживцам и нынче снова поставят - на слово подполковника Малоешко можно положиться. Еще бы, разве не он, старший следователь Максим Судаков, благодаря цепкой памяти и особому, по-прежнему острому нюху, по малюсенькой зацепочке - дефектному лучу царского ордена Андрея Первозванного (истинное наименование "брошки" майор с чувством законной гордости узнал из заключения эксперта-товароведа) - раскрыл и обезвредил группу дерзких мошенников?

А от "кузькиной матери" Вороновскому нипочем не отвертеться. По подсудности уголовное дело о мошенничестве подлежит рассмотрению в районном народном суде, где судьи получают немногим больше комсомолочки Маруси Толстопальцевой из "Крестов" и - будьте спокойны! - отмерят Вороновскому срок на всю катушку. Судьям проще: в пределах очерченной законом вилки "от" и "до" они сами себе хозяева, как захотят, так и постановят. Правосознание у них куда выше, чем у Парусова, а вот отношение к богатеньким... Все-таки человеческий фактор - великая, необоримая сила!

29. СИНЯЯ ТЕТРАДЬ

"Родная моя!

Совершив столько мерзостей, которые вряд ли возможно простить и забыть, я страшно виноват перед тобой. Но умоляю тебя, не вычеркивай меня из своей жизни и не лишай надежды на то, что когда-нибудь мы снова будем вместе.

Я хочу, чтобы ты, может быть, даже против воли, прониклась мыслью, что, кроме тебя, я не вижу ничего светлого, ради чего стоило бы бороться и выстоять под напором всех трудностей.

Мне сказали, что ты дважды отказалась взять мои письма. Неужели откажешься еще раз? Ты осталась одна в тот момент, когда я обязан быть рядом с тобой. Родная моя, ты вправе отвернуться от меня, и никто не упрекнет тебя за это. Остается уповать лишь на нашу любовь, но я не считаю свою надежду совсем уж призрачной и упорно верю в лучшее.

С каждым днем я все сильнее люблю тебя! Стоит только закрыть глаза, как ты предстаешь передо мной то у костра на Голубых озерах, то в электричке, где мы познакомились, но чаще всего я вижу тебя такой, какой ты впервые пришла ко мне на Красную улицу. Ежедневно я говорю с тобой утром, днем и вечером, а по ночам тянусь к тебе каждой мыслью, каждым шепотом и каждым криком, который не услышат посторонние уши. Постоянно зову: Лена, Леночка, Ленуля, откликнись! Сколько тепла и нежности заключено в одном твоем имени! Отзовись! У тебя благородная, добрая душа, и я знаю, что наша любовь сотворит чудо - ты услышишь меня, улыбнешься сквозь слезы и негромко ответишь: Сережка!

Родная моя! Я рассказал тебе обо всем светлом, что у меня есть и что наполняет мне душу. А теперь несколько слов о том, где я и с кем. Пишу об этом не в поисках сострадания, а лишь потому, что больше не с кем поделиться. А в моем незавидном положении это просто необходимо.

В камере нас одиннадцать, и рядом со мной днем и ночью находятся еще десять человек со своим миром, воспоминаниями, переживаниями, прошлым, настоящим и будущим.